КГБ в смокинге. Книга 1 - [18]

— Не мучайтесь. В глазах мирового общественного мнения — это символ зла, вероломства, насилия и полной безнравственности. Во многих странах нашей организацией пугают, как инфекцией, чумой. Ну а теперь вообразите, Валентина Васильевна, что нам действительно необходимо выполнить весьма деликатную миссию, например, провести встречу с известным на Западе деятелем культуры, науки или религии. Понятно, что на прямой контакт он не пойдет…

— Для этого существуют посольства, атташе по культуре…

— Они тоже значатся в той книге, которую цитировал ваш редактор.

— Но тогда…

— Не ломайте себе голову — это проблему уже прокачали умные люди. Тогда и возникает необходимость в личностях популярных, известных, не запятнавших себя ортодоксальными высказываниями и не числящихся в штате «кремлевских прихлебателей».

— А если те, о ком вы говорите, откажутся выполнять ваши поручения, что тогда?

— Не откажутся.

— Почему? Разве тот же Юлиан Семенов или Всеволод Овчинников не могут себе такого позволить? Их хорошо знают на Западе, они достаточно популярны, чтобы даже КГБ не мог оказать на них нажим и вынудить делать то, что они считают невозможным для себя.

— А зачем вынуждать?.. — Андропов вытер пальцы салфеткой, снял очки, отчего глаза его стали совсем маленькими и какими-то бесцветными, и в упор посмотрел на меня. — Своим успехом у читателей и свободой передвижения по всему свету эти люди целиком и полностью обязаны нам. Так что, уважаемая Валентина Васильевна, с ними ясно. А вот что мы будем делать с вами, так неосторожно вломившейся в сферу одной из важнейших государственных тайн?..

Я почти физически ощущала, как вся моя воля, интеллект и жалкие остатки логики, все мои возвышенные и не лишенные девичьего романтизма представления бывшей комсомольской активистки о свободе личности и силе слова, — все это осыпалось с меня, как шелуха, оставляя после себя какой-то первобытный, животный страх. От этого страха я оцепенела, слова первого кагэбэшника страны доносились до меня, как через ватную подушку, приглушенно и тупо. В этот момент меня можно было запросто размазать по стене черенком алюминиевой ложки. Господи, за что?..

— Я жду, Валентина Васильевна, — тактично напомнил о своем присутствии Андропов.

— Юрий Владимирович, — я глубоко вздохнула, набираясь мужества и нахальства, на какие только была способна. — Я по-прежнему не могу осознать всю глубину совершенной мною глупости, а потому прошу прикончить меня прямо здесь, на даче, и, если можно, из вашего личного оружия, но только сразу и в голову, чтобы я не мучилась в агонии…

На лице моего собеседника не дрогнул ни один мускул. Несколько секунд он рассматривал меня в упор, но я выдержала этот взгляд. Когда находишься в полуобморочном, подводном, я бы сказала, состоянии, то видишь только мутно-стальные, похожие на пуговицы глаза акулы, даже не вдумываясь, чьи они. Впрочем, спустя какое-то время взор председателя вдруг потеплел, словно в разгар тяжкой работы по искоренению скверны в родном отечестве он вспомнил о своей малолетней внучке, пускающей на радостях радужные пузыри соплей.

— Вы подходите нам, Валентина Васильевна.

— В каком смысле?

— А в каком смысле вы бы хотели нам подходить?

— Нам — КГБ СССР, или нам — Юрию Владимировичу Андропову?

— Ваши коллеги отзывались о вас как о женщине с весьма своеобразным чувством юмора…

— Вы не ответили на мой вопрос.

— А вы — на мой.

— Но…

— Хватит! — Андропов легонько хлопнул по столу своей ухоженной белой рукой и поднялся с кресла. — Скажите, Валентина Васильевна, вы бывали когда-нибудь в Аргентине?

— Естественно, не бывала.

— Хотели бы?

— А вы как думаете?

— Вам что-нибудь говорит такое имя — Хулио Кортасар?

— Юрий Владимирович, Бога ради! Если вы скажете сейчас, что и он работает на КГБ, я застрелюсь без вашей помощи!

— По всей видимости, вы чрезмерно увлекаетесь кофе. С такими нервами просто необходимо пить на ночь настой шиповника…

Андропов медленно (он все делал подчеркнуто медленно) подошел к настенному календарю, какое-то время молча его разглядывал, после чего повернулся ко мне. По губам председателя скользила тонкая улыбка:

— Сегодня двадцать шестое ноября. Третьего декабря в Буэнос-Айресе начинается международный симпозиум по творчеству Кортасара…

— Его надо убрать?

— Не злоупотребляйте моим терпением, Валентина Васильевна, — Андропов снова снял свои тонкие, в золоченой оправе, стекла и, как все очкарики, начал массировать переносицу большим и указательным пальцами. — Я ничего не имею против подобной реакции на деловой разговор. Однако мне бы не хотелось думать, что вы не до конца осознаете важность происходящего…

— Юрий Владимирович, насколько я понимаю, вы меня… э-э-э… вербуете?

— Уже завербовал.

— Вот так сразу, без клятв на огне и росписей кровью?

— Не будьте ребенком и перестаньте паясничать! В конце концов это вам не идет. Не я предлагал вам заниматься частным сыском. Не я был автором идеи вашего внедрения в среду советских интеллектуалов. И не я прикрывался вашим именем в разговоре с Сенкевичем, а вы — моим.

— Но я же не думала…

— Думать надо в любой ситуации, — прервал меня Андропов. — А за ошибки, как вы, наверно, читали в детективной литературе, приходится платить. Впрочем, ваша плата будет достаточно мизерной. Вернее сказать, вам даже повезло. И крупно.