КГБ против СССР. 17 мгновений измены - [22]

1 сентября 1952 г. с должности начальника Лечсанупра Кремля снят П.И. Егоров, и на его должность с поста начальника медсанотдела Административно-хозяйственного Управления МГБ назначен ген.-м-р Н.И. Крупин, что, как пишут, было проведено под контролем Маленкова и Шкирятова[115]. 17 февраля 1953 г. умер комендант Кремля ген.-м-р Косынкин.

Чтобы понять, какие дополнительные возможности открывались у Н.С. Хрущева в связи с его должностью, давайте обратим внимание только на одного: начальника Бюро № 2 ген.-м-ра (1945) В. Дроздова[116]. В 1941-м, когда проводилась консервация агентуры на случай сдачи Москвы, он должен был заниматься подрывной деятельностью во время оккупации, для конспирации он был назначен заместителем начальника аптечной сети города. Другая группа готовилась уничтожить А. Гитлера — в случае его приезда, и он должен был ей помочь. Позднее он занимал следующие должности: наркома внутренних дел Чечено-Ингушской АССР, после ликвидации республики — по Грозненской области, а с августа 1945 г. — начальник отдела военнопленных и интернированных Оперативного управления, затем 1-го отдела 2-го управления Главного Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД — МВД СССР. С февраля 1947 г. — начальник управления «2-Н» и замминистра ГБ УССР. С сентября 1950 г. утвержден начальником Бюро № 2 МГБ СССР по выполнению специальных заданий внутри Советского Союза. С 1952 г. — начальник отдела ВГУ МГБ СССР. В марте 1953 г. снят приказом Л.П. Берия и в октябре 1953 г. уволен в запас МВД. В 1962 г. был лишен ордена Суворова 2-й степени, которым был награжден в 1944 г. за высылку чеченцев. Бюро № 2 — важнейшая ниточка к смерти И.В. Сталина. Достаточно было Н.С. Хрущеву обратиться либо к П.А. Судоплатову (начальнику Бюро № 1 — террор и диверсии за границей), либо к В. Дроздову с просьбой предоставить ему какой-то яд с мотивировкой, что кто-то должен выполнить его личное задание, и яд ему был бы предоставлен, а там применить его мог и сам Н.С. Хрущев…

Сама ситуация выглядит так. Начальник 1-го управления Главного управления охраны (с декабря 1946 г.) ген.-м-р С.Ф. Кузьмичев арестован в январе 1953 г. (В марте он будет освобожден, а в июне арестован снова, и вновь освобожден в феврале 1954 г.) И.о. Начальника охраны назначен сам министр ГБ Игнатьев. А у него и без этого много работы, он поручил эту обязанность своему заму. И на дачу Сталина ежедневно ездил B.C. Рясной[117]. Чем это закончилось, слишком хорошо известно. Но теми, кто хорошо понимал, что дни вождя так или иначе, но сочтены, и схватка за власть предстоит весьма жесткая, были продублированы чекистские возможности еще и чисто военными. Так, H.A. Булганин с марта 1947 г. по март 1949 г. — Министр Вооруженных Сил СССР. С марта 1953 г. — министр обороны. Так Н.С. Хрущевым были охвачены и войска. Итак, 5 марта 1953 г…. Сейчас трудно говорить о том, что именно Л.П. Берия — прямой виновник смерти И.В. Сталина. Хотя иногда это и делается. Тому приводят несколько оснований. Например, о том, что в 1951–1952 гг. развертывалось следствие по так называемому менгрельскому делу, которое представляло грозную опасность для Берии, принадлежавшего к этому этносу[118]. Из самого факта «менгрельского» дела еще не следует, что именно И.В. Сталин — инициатор этого дела, и что между ним и Л.П. Берия пробежала, как говорится, черная кошка. На тогдашней политической арене было много и других игроков (В.В. Кожинов пишет об этом следующее: «Многое из того, что сказано (…) о положении в стране в 1946–1953 гг., наверняка будет воспринято, помимо прочего, как „обеление“ Сталина (в последний период его жизни), притом одни останутся удовлетворены, а другие — возмущены. Но я, повторяю еще раз, усматриваю главный порок преобладающей части сочинений, характеризующих „сталинскую эпоху“, не в том, как оценивается Сталин, а в том, что его личная роль в бытии страны крайне преувеличивается; в положительном или отрицательном смысле — это уже второй, менее существенный вопрос»[119]), которые могли раздуть из этого дела все, что угодно, и мы еще скажем об этом ниже. Кроме того, Л.П. Берия давно (с 22 августа 1938 г.) покинул Грузию и работал в Москве. Проще было поискать на него компромат в центре. По крайней мере, в июне 1953 г. на Пленуме ЦК это дело никак не фигурировало.

Второе обвинение в этом отношении — это слова, якобы сказанные им же самим В.М. Молотову на трибуне Мавзолея. Свидетельствует об этом сам В.М. Молотов. Приводятся они в хорошо известной книге: «Не исключаю, что он приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да и я чувствовал… На трибуне Мавзолея 1 мая 1953 г. делал такие намеки… Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать. Сказал: „Я его убрал“. Вроде посодействовал мне. Он, конечно, хотел сделать мое отношение более благоприятным: „Я вас всех спас!“ Хрущев едва ли помог. Он мог догадываться. А возможно… Они все-таки близко. Маленков больше знает. Больше, больше…»[120]. Но, во-первых, такого рода свидетельство мало что значит. Сказаны они были уже глубоким стариком, хотя и сохранившим живой и ясный ум. Но слова эти еще надо доказать (свидетелей-то, естественно, не было и нет!), а опровергнуть их содержание можно легко. Мог ли такое в принципе сказать Л.П. Берия? Мог. А с какой целью? Об этом сказал сам В.М. Молотов. Чтобы тот на заседаниях Политбюро и в других политических делах поддерживал самого Л.П. Берию. Почему бы в этом случае и не использовать смерть И.В. Сталина для повышения своего влияния и не припугнуть своих партнеров по большой политической игре?