Кейс президента: Историческая хроника - [7]

Получив указание «шефа», демократы-агенты ЦРУ разъехались по своим республикам, чтобы продолжить свое «грязное дело». Насладившись эффектом от своей разоблачительной речи, полковник переходит к открытым угрозам в адрес министра иностранных дел Эдуарда Шеварнадзе, обвиняя его в «капитуляции» перед империализмом, выразившемся в уходе советских войск из Восточной Европы, а затем берется за самого Горбачева. «Президенту пора определиться, с кем он, — рычит с трибуны Алкснис, — иначе мы будем ставить вопрос персонально о вас, Михаил Сергеевич!» Президент сидит с непроницаемым лицом. Он только что вернулся из-за границы, где, излучая улыбки, уверял западно-европейских лидеров в неизменности своего курса на реформы и преобразования, о необратимости происходящих в СССР процессов демократизации. После возвращения из-за рубежа Горбачеву пришлось выслушать массу нотаций от своих сообщников на Старой площади, куда приехал из своей резиденции на Лубянке сам Крючков. Преобразования и реформы зашли слишком далеко! Пора остановиться, ибо под угрозу уже ставится сам социалистический выбор, о неизменной приверженности которому президент говорит при каждом удобном случае. Серые глаза Крючкова буравят его насквозь. Президент молчит. Он молчит и на съезде, никак не реагируя на злобные нападки завравшегося полковника, на которого с отцовской гордостью благодушно смотрит новоиспеченный маршал Язов. Но тут лопается терпение у Шеварнадзе. Министр иностранных дел поднимается на трибуну и заявляет о своей отставке, открыто предупреждая приникшую к телеэкранам страну о готовящемся военном перевороте и наступлении диктатуры. Шеварнадзе подчеркивает, что воинственные полковники — всего лишь визгливые шавки, за которыми прячутся гораздо более грозные силы. Информационная служба МИДа может соперничать с любой разведструктурой, а сам Шеварнадзе — бывший генерал КГБ и первый секретарь ЦК Компартии Грузии — имеет и личные, абсолютно надежные каналы информации, чтобы непродуманно бросаться словами. Но президент молчит.

Отставка Шеварнадзе принимается. Его заменяет Александр Бессмертных — бывший посол СССР в США, известный даже в своем ведомстве под прозвищем «Бесхребетных», более занятый своей третьей молоденькой женой и убранством роскошного особняка, нежели проблемами страны. Такой сделает все, что ему прикажут. Однако этого мало наступающим после выхода из своих комфортабельных окопов коммунистам. Их уже не устраивают ни премьер-министр страны Николай Рыжков, ни министр внутренних дел Вадим Бакатин. Николай Рыжков, хотя и является верным слугой партаппарата, в новых конкретных условиях проявил себя трусливым и нерешительным. Это стало ясно по его поведению во время шахтерских забастовок и в громком скандале с разоблачением опекаемого премьером кооператива АНТ. Подчиняясь приказу, Рыжков, симулируя сердечный приступ, уходит в отставку. Он охвачен более всего страхом за судьбу собственной дачи, которую благодарная партия подарила ему в пожизненное пользование, мелкая возня вокруг дачи вызвала бурю возмущения в демократической печати. На место премьера выдвигается ранее мало кому известный Валентин Павлов, бывший министр финансов, выпускник Московского финансово-экономического института, активный комсомольский работник, он уже тогда обратил на себя внимание жестким прагматизмом и любовью цитировать и к месту, и не к месту живых «классиков» марксизма. КГБ обратил внимание на расцветающего экономиста, но не взял его к себе из-за непомерной самовлюбленности и слишком сильной склонности Павлова к сибаритству. Начальству на Лубянке импонировала фарсовая самонадеянность Павлова, его активные выступления на партсобраниях, где похожий на раздувшегося упыря финансист боевито доказывал, что «в белых перчатках политику не делают», и если ты настоящий коммунист, то главный твой принцип — активное нападение. На кого? Это было ясно, когда в КГБ прочли и одобрили рукопись книги Павлова «О налогах с населения» (вышла в 1990 году).

Внедренный в министерство финансов и перемещенный в нужный момент на пост министра, Павлов сделал очень много, чтобы экономически перестройка буксовала на месте или откатывалась вспять. В стране наступил финансовый хаос. Арестовывались и блокировались счета. Сотни невнятных и противоречивых инструкций, поступающих в банки, не давали возможности работать не только зарождающимся малым предприятиям и кооперативам, но, порой, и государственным индустриальным гигантам. Срывалась земельная реформа. Налоги и система их сбора превращали любую экономическую деятельность в бессмысленную мастурбацию. Но это было только начало. Основную свою задачу, оказавшуюся не по силам вялому Рыжкову, предстояло еще выполнить. С ужасом взглянув на нового премьера, Горбачев махнул рукой — делайте, что хотите. Промолчал и утвердил. Министр внутренних дел Вадим Бакатин, несмотря на свое партаппаратное прошлое, вызвал ненависть со стороны своих старых друзей со Старой площади, обвиняющих его в бездействии власти и потакании экстремистам. Лукьянов, уже задавивший своими аппаратными методами и ловкими ротациями Верховный Совет, обвинил Бакатина виновным в параличе исполнительной власти, поскольку министра внутренних дел никак нельзя было подбить на разгон и арест Верховных Советов Прибалтийских и прочих республик, упорно принимающих законы о собственной независимости, что естественно, противоречило законам СССР, принятым еще в славные времена Иосифа Виссарионовича. В своем обращении к Лукьянову 19 ноября 1990 г. Вадим Бакатин разумно писал: «Зря мы ищем причины паралича власти в недостатках милицейских структур. Это уже следствие. Есть немало причин более высокого порядка, но одна из главных в том, что у нас за 73 года не создан, да и не мог быть создан правовой и исполнительный механизм, пресекающий беззаконие власти…»