Кейн Черный Нож - [17]

Да, в моем сне.

Все, что они знают о людях: что их можно гнать, мучить и есть. Теперь они, должно быть, думают: что это за тощий сукин сын здесь стоит?

Мое лицо скрыто тенью? Надеюсь, нет. Надеюсь, они видят мою улыбку.

Они смотрят на меня с осторожностью хищников. Почти нюхом чую, что они хотят сделать: окружить, хорошенько принюхаться, оглядеться и ринуться толпой гиен-убийц. Но, как я и говорил партнерам: они, конечно, хищники, но не животные - слишком умны, прокляните меня боги, чтобы подойти на выстрел из лука. Нет, сначала им нужно понять, что происходит.

Что хорошо. Каждая секунда колебания - еще одна секунда выгоды для Преторнио, налагающего на носильщиков джу-джу своего Бога Войны. Важный элемент нашей шарады. Что ж...

Это я сказал остальным.

Так ли глупо - жаждать одной душераздирающей сцены в стиле "убейся-лбом-об-стену", прежде чем умереть?

Только это мне и нужно. Одна славная, мать вашу, сцена.

Пусть будет так. Не думаю, что дотяну до второй.

Холод. Жар. Онемение. Зуд. Сердце бьется неровно. Правое колено дергается, будто в ногу заползла крыса. В ушах ревет, но беззвучно: слышу свое дыхание, резкое и сиплое, слышу призрачный шепот иссушающего кости ветра, слышу, как какие-то пустынные цыплята скребутся в кустах в двадцати ярдах отсюда. В нос словно забился песок, но я все же чую запах пропеченного солнцем песка и собственного пота. Страх ли это? Не знаю. Можно ли испугаться так сильно, что это делает тебя счастливым?

И не только счастливым: я кажусь себе столь твердым, что смог бы ломать доски членом.

Вот один Черный Нож выходит из авангарда. Чуть подпрыгивает, расслабленно и преувеличенно-дерзко. Выражает превосходство. Почти чую запах тестостерона. В животе становится чуть спокойнее. Ублюдок переигрывает.

Эдакий выскочка. Юный щенок, спешащий выпендриться перед большими псами. Я видел и получше. Черт, я сам сделал бы получше.

Знаете, после обучения и косметической хирургии этот щенок сошел бы за своего в моем районе. Вот почему я чувствую себя комфортно: пустоши Бодекена не особо отличаются от улиц, на которых я рос. Я провел большую часть жизни, выживая в стычках со стаями похуже этой.

Гляжу, как он скачет ко мне, и понимаю здешние правила.

Он останавливается на полпути, щурится, дергает плечами, поворачивается спиной. Дерзость огриллонов, часть демонстрации превосходства: он как бы не видит во мне угрозы.

Я держу улыбку. Щеки болят.

Все четыре.

Все еще спиной ко мне, он зловеще надевает тетиву на кривой составной лук. С театральной щедростью долго достает стрелу; держа лук высоко над головой, накладывает ее и тянет тетиву, уверенный, что я всё это вижу. Затем одним слитным движением оборачивается, стреляет; я продолжаю стоять с улыбкой, застывшей на зубах.

Наконечник стрелы высекает искру из камня в ярде от моего левого башмака.

Я же говорю: правила понятны.

Его взгляд становится оценивающим, дважды расщепленная верхняя губа ползет, обнажая клыки. Хмыканье, похожее на одобрение, доносится от группы Черных Ножей в середине стаи. Он шагает в мою сторону, достает вторую стрелу. С семидесяти ярдов пускает ее. Стрела свистит рядом с правым ухом.

Мерзавец хорошо стреляет.

Бурчание Черных Ножей становится громче. В нем, кажется, звучит насмешка. Рожа лучника темнеет, он кричит мне: - Пагнаккид разлимнезз, пагтаккунни.

Знаете, мне не приходило в голову, что это сосуны могут не знать вестерлинга.

Он проходит еще десять ярдов, и в движениях уже нет ничего театрального. Вынимает стрелу и пускает без прицеливания, я хрипло вздыхаю, ноги подкашиваются, руки расходятся в стороны, я смотрю ему в глаза, что прямо за свистящей стрелой, правая рука мелькает, от бедра к лицу, и смыкается на обжигающем кожу ладони древке. Стальное острие нацелено мне прямо в глаз, но замирает в дюйме от него.

Не говорить по-наша? Без проблем. Вот то, что называют невербальными коммуникациями.

Я кручу стрелу в пальцах, будто палочку. Это помогает скрыть тремор от избытка адреналина. В Гартан-Холде учебные стрелы делались с мешочками песка вместо наконечников.

Ху.

Настоящие стрелы... это совершенно иной мир.

Ху.

Ну ладно.

Сейчас. Побольше невербальности -

Я балансирую стрелу острием вниз, на кончике пальца (мучительно и живо представляя, насколько глупо буду выглядеть, если не получится), чуть заметно дергаю плечами, думая "и хрен с ним", и отпускаю ее: позволяю стреле зависнуть в полете вниз, в стиле мультяшного Койота резко откидываюсь назад, посылая ногу горизонтальной аркой рубить древко. Оно трещит, ломаясь о голень.

Половинки вертятся и падают, звеня о камни. Пустынные цыплята, или как их там, взлетают с негодующим писком.

Глаза огриллонов следят за верчением обломков, а когда возвращаются ко мне, я широко развожу пустые руки...

И отвешиваю глубокий сценический поклон.

Жар, ноги заплетаются. Черт, как это выглядело?

Сейчас моя улыбка не фальшива. Я ощутил вкус. Запах заполз в нос, голова пылает. Вот как оно бывает. Здесь и сейчас.

Вот что значит быть Звездой.

Бывает ли что лучше?

Ха.

Если только...

Где же заслуженные аплодисменты?

Возможно, вот они: огриллон с расчетливой осторожностью - почти с откровенной неохотой - опускает лук и снимает колчан. То, как он хватает копье, прежде чем пойти на меня - словно хочет ощутить надежное, более увесистое древко, чтобы не упустить дятла смелости. То, как толстый сухой язык цвета сливы ходит по клыкам, как он не глядит мне в глаза...