Кэти Картер ищет принца - [109]

По крайней мере хоть кого-то эта история порадовала.

Похороны Джуэл — нечто уникальное. Никто не пришел в черном — яркие цвета столь же неизбежно сопровождают ее, как и при жизни. Вдобавок прихожане уже в третий раз пропели «Круг времени» и слегка запыхались. Попугай Жожо непрерывно сыплет ругательствами, такими неуместными в маленькой тихой церкви с прекрасным сводчатым потолком и сияющими витражами.

— Пожалуйста, садитесь, — отдышавшись, говорит Ричард и вытирает вспотевший лоб огромным платком.

Мы повинуемся, но воздушные шарики и гирлянды, на которых настояла тетушка, нас смущают. И по-моему, никто, кроме меня, не заметил, что Кадди, любимый тетушкин питон, куда-то пропал из террариума. Джуэл искренне полагала, что бедного крошку просто недооценивают, но я свято убеждена, что ему нравится пугать людей до чертиков, обвиваясь вокруг них, когда те ничего не подозревают. Честно говоря, Кадди никогда не казался мне «восхитительным крошкой». Я осторожно провожу рукой по скамье, просто на всякий случай, но, слава Богу, питона там нет.

Люди собрались на похороны, получив маленькие приглашения, написанные лиловыми чернилами на зеленой бумаге. Потрясающая эклектика. Старые донжуаны, телеведущие и тетушкины друзья сидят бок о бок с мойщиками окон, бакалейщиками и прочими простыми смертными. Даже животные здесь.

Я осматриваюсь в надежде, что в церкви окажется Олли. Но разумеется, это невозможно. Ол давно уехал, и мы больше никогда не увидимся. Думать об этом — все равно что делать бесконечное харакири.

Фрэнки гладит меня по плечу. Ричард говорит, что тетушка была настоящей опорой местного общества, а Жожо, на диво к месту, вопит: «Хрен тебе!» А я думаю лишь о том, что буду страшно скучать по ней.

Пока Ричард продолжает, рассматриваю красивый витраж. Странно, но когда мне кажется, что я вот-вот разрыдаюсь, сквозь мрак прорывается поток солнечных лучей и ласково касается моего лица. На каменных плитах пляшут радужные зайчики, в лучах света кружатся пылинки, гроб окрашивается нежно-розовым цветом.

Если бы не мысль о том, что я потеряла Олли, я бы подумала, что тетушка с того света призывает ни о чем не тревожиться.

Но трудно не переживать, если любимый мужчина уехал за много миль, будучи в полной уверенности, что ты предпочла ему тщеславного богача. Я бы отдала что угодно, лишь бы сидеть сейчас рядом с Олли в машине и чувствовать на щеке его теплое дыхание, а на руке — прикосновение длинных сильных пальцев. Мы бы варили суп на походной плитке, слушали шум волн и занимались любовью под звездами…

Заставляю себя очнуться — боюсь, я начала размышлять вслух, потому что несколько прихожан в испуге смотрят на меня. Должно быть, я и впрямь бездушная, если способна в такой час беспокоиться о собственной личной жизни. Но последнее, что сделала Джуэл, — так это позволила нам с Олли остаться наедине. Она все знала. Конечно же.

Она понимала, что я просто не могу жить без него.

— Ты идешь? — спрашивает Мэдс, когда служба заканчивается, и кивком указывает в сторону паба: — Нас ждет приятный вечер.

Поскольку Джуэл завещала содержимое своего внушительного винного погреба добрым жителям Трегоуэна, я ни минуты в этом не сомневаюсь.

— Подожди немного… Только соберусь с мыслями.

Мэдс обнимает меня.

— Не спеши, подружка. Мы тебя подождем.

Засунув руки поглубже в рукава теплого пальто, я медленно бреду к морю — вдоль гавани, мимо ящиков, сложенных словно детские кубики. Я морщусь, почуяв запах рыбы, и осторожно пробираюсь среди свернутых веревок и натянутых тросов на причале, который далеко выдается в море. Со стороны «Русалки» доносятся голоса — поминки по Джуэл набирают обороты. Гай, устроившись у окна, энергично машет и что-то кричит, указывая в сторону пляжа.

— Сейчас приду! — отвечаю я и отворачиваюсь. Нужно побыть одной хотя бы пару минут, собраться с духом. А потом вернусь в паб и буду слушать, как гости расхваливают Джуэл и гадают, что сказано в завещании.

Я не хочу знать, что предназначила для меня тетушка, потому что делить ее имущество — значит признать, что она действительно умерла, а не отправилась в Сен-Тропез или Нью-Йорк за покупками. Хотя, учитывая мое невезение, можно предположить, что Джуэл завещала мне питона. Я уже свыклась с кукишами от судьбы.

Начинает идти дождь — легкая корнуоллская морось, от которой промокаешь сильнее, чем от настоящего ливня. Волосы начинают завиваться, на пальто повисают капли, и от него пахнет мокрой шерстью.

Я перебираюсь через корзины с сетями, дохожу до конца причала и — точь-в-точь как Мэрил Стрип из «Женщины французского лейтенанта» — шагаю по гальке. На волнах покачиваются рыбачьи лодки, а над головой скользят и ныряют чайки, словно пернатая эскадрилья. На маленькой полоске пляжа резвится рыжий сеттер, который кажется огненным на фоне серых сумерек. Собака лает, а ее хозяин, в надвинутом на лицо капюшоне, бросает палку. Я почти верю в то, что вижу Олли и Сашу.

Если бы. Во второй раз чуда не произойдет.

Тем более в третий.

Добравшись до конца причала, я смотрю в воду, которая сегодня гневного зеленого оттенка. Она кипит и пенится, ударяясь о волнорез. На воде качается чайка, которая, судя по виду, страдает от морской болезни. Пена напоминает рекламу шампуня…