Кёсем-султан. Дорога к власти - [20]

Да, такое тоже вполне могло быть, и это только подтверждало особенность и избранность Кюджюкбиркус. Не просто случайная перчатка, а потомственная служительница из тайной касты! Конечно же, наверняка именно так все и было и ее судьба предопределилась задолго до рождения. Как и судьба ее матери, которую она никогда не видела, и судьба той, которая родила ее мать. И так далее до начала времен, ведь «руки Кали» никогда сами не воспитывают своих дочерей. Их отдают в другие храмы, другие семьи, часто даже в другие касты, – но рядом всегда будет женщина из посвященных, которая приглядит и научит всему, что необходимо знать и уметь.

По мере взросления Шветстри получала немало подтверждений своей избранности перед глазами богини, но окончательно убедилась, когда попала в благословенный Дар-ас-Саадет. Дом Счастья, иначе и не назовешь! Будь трижды по тридцать три раза благословенна жадность папы-Ритабана! И да вовек не потеряют зоркости глаза шустрого торговца живым товаром Пурушоттама, – вот уж действительно «лучший человек», сумевший разглядеть истинное сокровище на обочине грязной дороги, ведущей прочь из Калькутты! Той самой обочине, на которой остановил свой маленький караван папа-Рит, утомленный гашишем и скаредностью столичных жителей.

То, разумеется, была воля богини. Ну и Аллаха, конечно же, – а хорошая перчатка не противоречит и не ропщет, особенно против богов, она счастлива быть покорной им обоим. Вот и Шветстри не роптала. Как только узнала, что папа-Рит продал ее торговцу из Великой Порты, она сразу же засмеялась и в пляс пустилась. И возрадовался такой удачной покупке торговец, не любивший женских слез, но привыкший терпеть их как неизбежное зло. И возрадовался папа-Рит, выторговавший у размягченного радостью торговца лишнюю монетку, на которую не особо рассчитывал. И возрадовалась тетя Джаннат – хорошо обучила воспитанницу, не стыдно перед богиней.

Сама Шветстри тоже возрадовалась, но уже позже. Когда увидела свой тюфяк в предназначенной для купленных рабынь просторной комнате караван-сарая. Увидела и пощупала – мягкий! Недавно выколоченный! Набитый душистыми травами, предохраняющими от насекомых! И все это богатство – ей одной, и ни с кем не надо делиться! Роскошь невиданная! Особенно в сравнении с малым участком циновки в ногах папы-Рита, где Шветстри было определено место для сна с тех самых пор, как глотатель огня, блистательный Прабхакара, решил, что Шветстри слишком взрослая для того, чтобы ночами греть камни мостовой рядом с приемной матерью, в то время как циновка самого Прабхакары остается холодной. Прабхакара был стар и ужасен на вид, и от него плохо пахло. Но Шветстри, будучи покорной перчаткой, не возражала ему – а вдруг его воля согласна с волей богини? Ну, во всяком случае, возражала не слишком активно и со всем возможным почтительным уважением. Хотя и громко. Во всем остальном же всецело положилась на волю богини – и не прогадала.

Богиня снизошла до своей ничтожной перчатки и решила, что Прабхакара недостоин быть даже временным обладателем ее прислужницы. Разбуженный не иначе как наущением великой Кали (ну, может быть, и громкие вопли самой Шветстри послужили тому малой толикой, но без вмешательства богини точно не обошлось!), Ритабан доходчиво объяснил блистательному, что берег сей драгоценный лотос вовсе не для его поеденного дурной болезнью сморщенного стручка. Прабхакара усовестился и покинул труппу той же ночью – а попробуй тут не усовеститься! Рука у папы-Рита тяжелая да крепкая, а бамбуковый посох хоть и упругий, но тоже крепкий и при всей своей легкости бьет тяжело.

Драгоценный лотос – это, стало быть, она, Шветстри. Папа-Рит именно так тогда и сказал, что драгоценный лотос и что берег. Потом, правда, поколотил и саму Шветстри, но несильно, для острастки скорее. И она преисполнилась благодарности великой богине, снова убедившись – да, действительно бережет. А значит, и про драгоценный лотос тоже правда, дешевку никчемную так беречь не будут. Да и не заплатил бы даже самый лучший из людей за дешевку столько, что даже жадный папа-Рит остался доволен.

Вот так и оказалась Шветстри в просторной комнате караван-сарая, где смогла вдосталь насладиться мягкостью тюфяка и приятными ароматами наполняющих его трав.

А вечером уже, после захода солнца получив полную пиалу густой бобовой похлебки, Шветстри окончательно поняла, что попала если и не в райские сады, то в преддверие таковых. Так сытно поесть ей удавалось разве что во время храмовых праздников, а до них далеко, еще ведь и сезон дождей не начался. Воистину велик Аллах, велик и щедр. И богиня щедра к покорным и старательным. Надо только вести себя правильно. Засыпала в тот вечер Шветстри счастливой, и ей нисколько не мешали горестные стенания других рабынь. Пусть себе плачут, если такие глупые и не понимают собственного счастья.

В караван-сарае Шветстри получила еще одно подтверждение собственной исключительности – она оказалась чуть ли не единственной среди купленных Пурушоттамой красавиц, кто воспринял перемены в своей судьбе с искренней радостью. Большинство девушек или лежали в рабской покорности целыми днями на мягких тюфяках, или плакали, жалуясь друг другу на свои загубленные жизни и горюя по утраченной свободе. Вот же глупые!