Кероглу - [39]
Встал он, сел на Гырата и сказал Араб-Рейхану:
— Иди, прощаю тебя за твое мужество.
— Кероглу, — ответил тот, — пока ты был на вершине скалы, я думал, ты боишься меня. Но когда перескочил через бездну, я дал слово не поднимать на тебя меча. Слова своего я не сдержал, и потому был побежден тобою. Не беда. Увидимся еще, я не останусь в долгу!
— А ты решил, что я испугался тебя и хотел бежать? — спросил Кероглу, — нет, Араб-Рейхан!
— Что же, Араб-Рейхан, как говорят, заимодавец всегда должнику здоровья желает, — сказал Кероглу.
Вскочил он на коня и повернул его к Ченлибелю. Долго ли, скакал, коротко ли, наконец, доехал до подножия Ченлибеля, и, как только увидел родные горы, сердце его воспламенилось. Прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:
А Нигяр-ханум все ждала и ждала Кероглу. Много, утекло воды после его отъезда, а от него все не было вестей. И вот как-то раз на сердце Нигяр-ханум стало особенно тяжко. Встала она и позвала Телли-ханум. Поднялись они на вершину холма и стали смотреть. Видят, вдруг на дороге пыль столбом. Туман смешался с пылью, пыль — с туманом.
Всмотрелись пристальней — видят Кероглу скачет на Гырате, а на крупе коня Эйваз. Сбежав с холма, бросились они к удальцам. Нигяр-ханум запела радостно:
Только Нигяр-ханум спела свою песню, все семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов повскакали на коней. Все они, захватив подарки, помчались встречать Эйваза.
Тут начался пир на весь мир. Всем стало весело. Наполнил кравчий чаши и стал ходить по кругу. Ашуг Джунун взял свой саз. Все пели, танцевали, смеялись.
А Нигяр-ханум поцеловала Эйваза в глаза и назвала его своим сыном.
ЖУРАВЛИНОЕ ПЕРО
Приехал Эйваз в Ченлибель, и сердце Нигяр-ханум успокоилось. Муж — Кероглу, сын — Эйваз, кругом — удальцы. Есть ли у кого на свете большее счастье! А Кероглу был еще больше доволен: он привез себе и сына, и помощника, и опору. Смелостью и удальством Эйваз быстро снискал славу среди удальцов: стал он таким молодцом, что за него и жизни никто б из них не пожалел.
У Кероглу было заведено: утром и вечером удальцы упражнялись в верховой езде, в метанье копья, рубились на саблях, стреляли из лука. Как-то раз удальцы разбились на отряды, и Эйваз оделся, вооружился и с группой всадников выехал поупражняться в воинском искусстве.
Кероглу вместе с Демирчиоглу стояли на возвышенности и следили за удальцами. Женщины были возле них. Смотрят, отряд всадников скачет во весь опор, а впереди Эйваз. Но Эйваз, что за Эйваз!.. Арабат под ним пляшет, в руках у юноши египетский меч, на руке сокол… Словно вслед врагу он мчится, как стрела из лука летит, точно птица в воздухе парит. На шапке у него журавлиное перо, — ну просто сын кесаря, украсивший голову золотом и драгоценными камнями.
Посмотрела на него Нигяр-ханум, не выдержала и сказала Кероглу:
— Кероглу, взгляни туда, кто это скачет там?
Но тот и сам давно уже любовался Эйвазом. В ответ на слова Нигяр-ханум он прижал к груди сази запел:
