Кьеркегор - [14]

Любопытна история названия. Изобретенное случайно, по невнимательности, Кьеркегором, оно было забыто, затем воскрешено немцами и отброшено. И Кьеркегор, и Гуссерль отказывались называть себя экзистенциалистами, отвергая этот ярлык на том основании, что он ограничивает и приземляет их философию. Сартр, никаких колебаний в этом отношении не испытывавший, первым назвал себя экзистенциалистом в начале 1940-х. К концу десятилетия Сартра знали по всему миру, а слово «экзистенциализм» стало синонимом его имени. Он признавал роль Кьеркегора на начальном этапе развития экзистенциализма, но утверждал, что ничего общего с Кьеркегором его экзистенциализм не имеет. Это было в высшей степени несправедливо, но сам Кьеркегор мог бы и согласиться с таким утверждением. Неразборчивости и атеизму, игравшим немалую роль в философских взглядах Сартра, не могло быть места в философии Кьеркегора.

Приложения

Из произведений Кьеркегора

Первое, что необходимо понять: вы ничего не понимаете.

Дневники

С самого рождения мы пускаемся в путешествие, не зная, куда плывем.

Дневники

Чем больше человек способен забыть, тем большим трансформациям подвержена его жизнь; чем больше он способен запомнить, тем его жизнь одухотвореннее.

Дневники

Когда я умру, в моих бумагах не найдут записки с ключом к моей жизни (что меня утешает). Никто не найдет слов, которые все объясняют и которые обращают то, что представляется миру неважным, в событие огромного значения для меня, или, наоборот, то, что мир считает значительным, бережно покрывая это защитным лаком, в совершенную безделку для меня.

Дневники

Цель моей жизни – выразить открывшуюся мне истину, но так, чтобы она была лишена силы закона. Не имеющей власти, рассматриваемой всеми как нечто ненадежное, недостоверное – именно такой я выражаю истину, и ставлю всех остальных в оппозицию, в положение, выйти из которого можно, лишь сделав истину своей собственной.

Дневники

Каждый раз, делая шаг вперед, философия сбрасывает кожу, и в этих старых кожах заводятся паразиты.

Дневники

Если бы Гегель, доведя свои логические рассуждения до конца, отметил затем в предисловии, что все это лишь мыслительный опыт, в котором он позволил себе несколько произвольных допущений, он определенно был бы величайшим мыслителем всех времен. А так остался всего лишь шутом.

Дневники

Когда вопрос об истине встает объективно, истина объективно рассматривается как объект, к которому относится познающий. То, что здесь рассматривается, – это не само отношение, но тот факт, что то, к чему он относится, есть истина, нечто истинное. Если то, к чему он относится, есть истина, нечто истинное, значит, субъект пребывает в истине. Когда вопрос об истине встает субъективно, отношение индивида также рассматривается субъективно. Если только само «как» этого отношения пребывает в истине, индивид также пребывает в истине, – даже если он при этом встает в отношение к чему-то неистинному[3].

Заключительное ненаучное послесловие

Мой тезис состоит в том, что субъективность, внутреннее, и есть истина.

Заключительное ненаучное послесловие

Философия права, когда говорит, что жизнь должно познавать, оглядываясь назад. Но при этом забывают другой принцип, состоящий в том, что проживать ее должно в движении вперед. Анализируя этот принцип, неизбежно приходишь к выводу, что сиюминутно понять жизнь невозможно, поскольку ни в один проживаемый момент невозможно достичь полной неподвижности, необходимой для ориентированности в прошлое.

Дневники

Комическое всегда является признаком зрелости, и тогда главным здесь будет то, чтобы внутри этой зрелости могло пробиться нечто новое, чтобы эта vis comica[4] не задушила пафоса, но просто показала нам, что тут постепенно рождается новый пафос.

Заключительное ненаучное послесловие

О природе человека:

Каждый из тех выдающихся людей, что приходят в этот мир столь редко, выносил в свое время суждение о «природе человека». Согласно одному из них, человек есть животное. Согласно другому – лицемер. Согласно третьему – лжец. И так далее.

Возможно, я не слишком ошибусь, если скажу, что он – балабол, вдохновленный даром речи.

Посредством речи каждый участвует в высшем, но разве можно участвовать в высшем, неся вздор? Это такая же нелепость, как считать за участника королевского обеда зрителя на галерее.

Будь я язычником, я сказал бы, что некое смешливое божество наделило человека даром речи, дабы развлекаться, наблюдая такой самообман.

Разумеется, с точки зрения христианина, Бог наградил человека даром речи из любви, дав ему возможность прийти к полному пониманию высшего – с какой же, должно быть, печалью взирает Бог на результат!

Дневники

Будь наука во времена Сократа развита так, как она развита сегодня, софисты и те, что выдавали себя за учителей философии, были бы учеными. Для привлечения клиентов они бы повесили над входом микроскопы и вывески со словами: «Смотри в мощный микроскоп, и увидишь, как мыслит человек». (Прочитав такое объявление, Сократ наверняка бы сказал: «Увидеть здесь можно лишь одно: как ведут себя те, кто бездумен».)

Дневники

Соответственно степени своего отталкивания от объективного абсурд может служить измерителем силы веры во внутренней глубине человека. Предположим, есть человек, желающий обрести веру; ну что ж, комедия начинается. Он желает обрести веру, однако он желает убедить себя с помощью объективного рассмотрения и приближенного знания. И что же происходит? С помощью приближенного знания абсурд становится чем-то совершенно иным; он превращается в нечто вероятное, он может даже стать чем-то в высшей степени и чрезвычайно вероятным. Теперь-то уж он готов поверить, и он даже смеет утверждать, что его вера совсем не похожа на веру сапожников или портных, поскольку он пришел к ней после долгих размышлений. Так что теперь уж он совсем готов поверить, но вот незадача, смотрите-ка! – теперь ему стало невозможно верить во все это. Почти вероятное, вероятное, в высшей степени и чрезвычайно вероятное – все это он может почти знать, или все равно что знать, или даже почти знать в высшей степени и чрезвычайно, но вот только поверить в это вовсе не возможно, поскольку абсурд это как раз предмет веры, и только в него-то и можно верить.