Кентуки - [66]

Неужели она видела ее в бежевых панталонах? В тех, что доходят почти до груди?

“Очень, – повторила Ева, глянув на Клауса, – оно очень нравится нам обоим”.

Эмилия подскочила на своем стуле и опрокинула чашку с чаем, забытую рядом с монитором. И теперь стояла у стола, не зная, как успокоить сердце, которое билось как бешеное. И вдруг Эмилия сообразила, что все еще прижимает телефон к уху.

– Но, сеньорита… – Она хотела было что-то возразить, однако собственный слабый и сиплый голос лишь напомнил ей, какая она и на самом деле старая.

Эмилия не находила, что тут можно добавить. И оборвала связь. В Эрфурте Ева посмотрела на телефон и что-то сказала Клаусу, а тот расхохотался, взял Еву за руку, потом рывком оторвал от пола и начал стягивать с нее спортивные брюки, в которых та занималась своей йогой. Эмилия в ярости выключила компьютер. Но сразу же опять включила. Ева снимала с Клауса трусы. Как совсем отключить этот кошмар? Эмилия потыкала в контроллер и нашла красную кнопку, на которую раньше никогда не обращала внимания.

“Вы желаете отключить соединение?”

Эмилия нажала на кнопку “Да” и вцепилась в спинку плетеного стула. Она так крепко сжала ее, что прутья заскрипели и на спинке остались непоправимые вмятины. На экран выскочила красная табличка: “Соединение прекращено”. В первый раз Эмилия видела на своем компьютере нечто столь большое и красное, но, казалось, ее тело и голова уже не были способны ни на что реагировать. Она словно окаменела от страха и обиды. Кентуки смотрел на нее с другого конца стола, и взгляд у него был осуждающий, но Эмилия не собиралась больше терпеть ничего подобного. Она неожиданно вспомнила Клауса: он научил ее тому, как в современной жизни надо убивать кур. Эмилия схватила кентуки, отнесла на кухню и сунула в раковину. Когда она отпустила его, чтобы открыть кран, он попытался улизнуть, но она крепко взяла его за уши и со всей злобой и со всем отчаянием, на которые только была способна, толкнула под струю воды. Крольчиха визжала и трепыхалась, а Эмилия вдруг подумала: что сказал бы сын, если бы мог тайком наблюдать за ней в такой момент, очень ли стыдно ему было бы за мать, если бы он увидел, как ее руки крепко держат под водой кентуки, закрывают ему глаза, изо всех сил прижимают к сливному отверстию и не отпускают до тех пор, пока маленький зеленый огонек внизу не перестал мигать?

* * *

Он не видел Луку уже почти две недели. Иногда во время встреч с психологиней, ссор с женой или бесед с женщиной – социальным работником Энцо одолевал страх: он сознавал, что может потерять право опеки над сыном. Ему стыдно было вспоминать, как всего пару лет назад судья признал его бывшую жену недостаточно психически устойчивой, чтобы воспитывать ребенка, и сейчас его приводила в ужас мысль, что тот же самый судья решит, будто отец в данном случае – еще худший вариант. Энцо знал, что психологиня часами беседовала с Лукой, и, по его догадкам, она, как человек более образованный, чем мать мальчика, и более информированный о всякого рода отклонениях от нормы, наверняка все их пунктуально перечислила мальчику, растолковывая детали, если до него что-то, по ее мнению, не доходило, или рисовала на бумаге то, что нельзя выразить словами, когда ответы Луки звучали невнятно. Но Энцо уже не мог защитить сына, и вина тут целиком лежала на нем самом. Мальчику обо всем расскажут и обо всем его расспросят, а потом ребенку надо будет научиться как-то с этим жить.

“Оценка причиненного вреда” потребовала трех встреч в течение одной только недели, а также посещения комиссариата, куда они отправились вчетвером: отец, две сумасшедшие бабы и мальчик – иначе говоря, трое взрослых и ребенок, а иначе говоря, ребенок, которому ни в коем случае не следовало ходить в комиссариат и который заслуживал себе в воспитатели кого-нибудь получше этих троих взрослых. Лука молча все терпел. И то, что женщины потребовали завести дело против кентуки, и то, что по закону завести такое дело было невозможно, о чем дежурный полицейский снова и снова пытался им втолковать. Энцо вынужден был подписать общий договор, где обязывался отключить кентуки, обещал в самое ближайшее время переменить место жительства и соглашался на то, что начиная с данного момента мать получает право посещать их, не предупреждая о своем визите заранее, чтобы убедиться, что в доме не происходит ничего подозрительного и с Лукой все в порядке.

Теперь, после того как все бумаги были подписаны, Энцо мог опять встречаться с сыном, поэтому, когда он посигналил и отворилась дверь дома его бывшей жены, а оттуда пулей выскочил Лука, это показалось ему настоящим чудом.

– Ну как дела, чемпион? – Лука ничего не ответил. Закрыл дверцу машины и перекинул свой рюкзак на заднее сиденье. – Я страшно рад, – сказал Энцо, – и новый дом тебе очень понравится.

Он велел покрасить комнату мальчика в черный цвет, о чем тот очень просил еще несколько лет назад.

– Теперь ты можешь писать на стенах мелом, – объяснил сыну Энцо, но Лука ответил, что ему уже не пять лет.

Дом был маленький, без сада, зато располагался в семи кварталах от центра, и до школы Лука мог дойти пешком. Это ему понравилось. Энцо поймал его быструю улыбку.