Кентерберийские рассказы: Переложение поэмы Джеффри Чосера - [12]

Ехал с нами вместе и бедный СВЯЩЕННИК из маленького городка, очень хороший человек. Хоть за душой у него не было и гроша, богатство его заключалось в добрых помыслах и благих делах. Он был к тому же ученым мужем, клириком, проповедовал весть Христову самым преданным образом и преподавал своим прихожанам уроки благочестия. Он был милосерден и усерден; беды, как он не раз доказывал в пути, сносил терпеливо. Он отказывался отлучать от церкви кого-либо из паствы, если тот не мог уплатить ему десятину; да скорее бы он раздал ту малость, что имел сам, беднякам из своего прихода. Он не получал больших доходов, не брал себе ничего с блюда для приношений, но довольствовался малым. У него был большой приход, иные дома находились ох как далеко, но ни дождь, ни гроза не мешали ему посещать своих прихожан, когда тех постигала беда или нужда. Он брал свой крепкий посох и шагал в самые отдаленные уголки прихода, неся свое благословение и богачам и беднякам. Он служил лучшим примером для паствы. Вначале действуй, а потом уж проповедуй. Добрые дела куда полезней добрых слов. Он вычитал это из Евангелия, но и от себя кое-что добавил: если уж золото начнет ржаветь – чего тогда ждать от железа? Коли священнослужитель будет порочен – что тогда будет с мирянами, вверенными его опеке? Ведь это же стыд для духовенства, если овцы будут чисты, а пастухи – паршивы! Жизнь священника должна служить знаком, указующим путь на небеса. Только тогда прихожане будут следовать его добродетельному примеру. Потому-то он и не отдавал на откуп свое место. Не хотел бросать своих овечек в трясине, чтобы самому сбежать в Лондон и там искать себе синекуру где-нибудь в гильдиях или при часовнях. Нет! Он оставался дома и оберегал свою паству от грозных волков – от грехов и жадности. Он был истинным пастырем, а не каким-нибудь церковным наймитом. Но, хоть сам он был человек праведный и добродетельный, он не обдавал грешников презрением, не отшатывался от них с отвращением; в беседе он не выказывал презрения или высокомерия, всегда оставался благожелательным и учтивым. Ему хотелось привести людей к Богу с помощью добрых слов и благих дел. Неужели вы думаете, повторял он, что на небеса можно попасть одним прыжком? Он не был так уж благосклонен к мужчинам и женщинам, которые упорствовали в грехах. Он отчитывал их суровыми словами, невзирая на их земное звание. «Бесплодное зерно, – говорил он одному из них, – называют глухим зерном. Гнилой орех называют глухим орехом. Ты – глухой человек». Думаю, лучшего священника и не найти. Он никогда не ожидал особенного почтения или благоговения от тех, кого встречал, и не кичился собственной совестливостью. Он просто проповедовал и сам соблюдал слово Христово и благую весть апостолов. Он был любимцем Божьим. Я до того преклонялся перед ним, что почти не в силах был с ним заговорить.

С ним вместе ехал его брат, ПАХАРЬ, который на своем веку перетаскал кучу телег с навозом. Это был добрый и верный труженик, живший в мире и согласии с ближними. Превыше всего он любил Бога, хотя собственная его жизнь была порой сурова и полна тягот, а еще он любил ближнего, как самого себя. Из любви к Христу он молотил сено или рыл канавы для какого-нибудь пропащего бедняка, которому нечем было даже заплатить ему. Десятину он выплачивал исправно и вовремя, отмеряя ее и от заработка, и от имущества. На нем была грубая рабочая одежда, ехал он верхом на кобыле.

Другими паломниками были МАЖОРДОМ и МЕЛЬНИК, ПРИСТАВ церковного суда и ПРОДАВЕЦ ИНДУЛЬГЕНЦИЙ, ЭКОНОМ и, наконец, Я САМ. Наверное, вам приятно услышать, что больше никого не было. Иначе бы мой рассказ растянулся до бесконечности.

МЕЛЬНИК был дородный мужчина. У него были крепкие мышцы и крепкие кости. Видать, и костный мозг у него был покрепче того, что в голове. Изрядный драчун, он всегда выносил из кулачных боев награду победителя – барана. Кряжистый и коренастый, с бычьей шеей, он любую дверь мог с петель своротить и наверняка бы преуспел в той игре, в какую играют лондонские подмастерья – она зовется «вышибаем двери головой». Борода у него была красная, как вымя у свиноматки или как лисий хвост, да такая широкая, что сошла бы за лопату. На носу у него красовалась большущая бородавка, а из нее росла щетина, будто из свиного уха. Ноздри – здоровущие, что ямы, а рот – не меньше котла. На боку у него висел меч и маленький щит. Ко мне он, похоже, проникся недоверием или неприязнью – когда глядел на меня, то прищуривался. Это немного сбивало с толку. Ну, а я зато почитал его шутом гороховым. Он вечно рассказывал грязные байки про шлюх и прочих грешников. Уж меня-то точно в этом никто не станет винить! Он умел воровать зерно из мешков и драть втридорога за помол. По правде говоря, я ни разу в жизни не встречал честного мельника. Он был одет в белый плащ с синим капюшоном. Когда мы выехали за пределы города, он достал волынку и немного поиграл на ней.

Ехал среди паломников и ЭКОНОМ, работавший на судейскую школу «Иннер-темпл». Я и сам проучился там недолгое время, и мы с ним обменивались анекдотами о школярах-законниках. Вскоре, впрочем, я обнаружил, что он чрезвычайно ловок в закупках товаров и провизии. Он говорил мне, что всё годится – и наличные и кредит, лишь бы покупатель был дальновиден и умел дожидаться нужного часа. «Кузнец ведь кует, пока горячо», – говорил он мне. Мне показалось, это отличная поговорка. Надо бы ее запомнить получше. И не верный ли пример Господней благодати – то, что такой неуч обогнал в премудрости всех ученых голованов из «Иннер-темпла»? Над ним ведь было тридцать мастеров, уж куда как искушенных в делах закона. Из них дюжина или больше накопили такой опыт, что могли бы управлять землями и доходами любого английского лорда, так что – будь при них мозги – жили бы они на славу и долгов бы не знали. Их познаний хватило бы, чтобы управлять целым графством и упасти его от любых бед и опасностей. То-то оно и смешно! Ведь неученый Эконом всегда умел их всех обставить. Ну, не скажу, что он их надувал, однако же, как говорится, во многих делах он обводил их вокруг пальца.