Кентерберийские рассказы - [18]

Все радостно вскричали в тот же миг:

«Благословен наш добрый воевода:

Он не желает истребленья рода».

Всем возвещает струн и труб игра,

Что поспешить к ристалищу пора.

Широких улиц проезжают ряд;

Роскошною парчой увешан град.

Величественно едет герцог сам,

А два фиванца рядом по бокам;

Вослед за ним с сестрою Ипполита,

А позади – вся остальная свита:

Все по двое по должности и чину.

И так они спешат через Афины

И на арену прибывают к сроку:

Светило не ушло еще с востока.

Высоко, пышно восседал Тезей,

Супруга же его с сестрой своей

И с дамами уселись все по сходам.

А скамьи все кишмя кишат народом.

С закатных врат под Марсовой защитой

Въезжает сотня, что пришла с Арситой.

Под алым стягом выступает он.

И в тот же миг с востока Паламон

Вступает в круг с лицом и видом смелым -

Венерин паладин под стягом белым.

Хоть обыщи весь мир и вдоль и вкось,

Тебе бы отыскать не удалось

Других дружин, столь сходных меж собой

Признал бы, думаю, знаток любой,

Что были в них все качества равны:

И доблести, и возраст, и чины -

Подобраны все были так, как надо.

Их всех построили тотчас в два ряда

И имена прочли, чтоб знать по чести

И без обмана, что их ровно двести.

Закрыли круг, и клич пошел вдоль строя:

«Свой долг свершите, юные герои!»

Герольды уж не ездят взад-вперед,

Гремит труба, и в бой рожок зовет.

Вот в западной дружине и в восточной

Втыкаются древки в упоры прочно,

Вонзился шип преострый в конский бок,

Тут видно, кто боец и кто ездок.

О толстый щит ломается копье.

Боец под грудью чует острие.

На двадцать футов бьют обломки ввысь…

Вот, серебра светлей, мечи взвились,

Шишак в куски раздроблен и расшит,

Потоком красным грозно кровь бежит.

Здесь кость разбита тяжкой булавою,

А там ворвался витязь в гущу боя.

Споткнулся дюжий конь, что несся вскачь.

Тот под ноги другим летит, как мяч,

А этот на врага идет с древком.

Вот рухнул конь на землю с седоком.

Один пронзен насквозь и взят в полон

И, горемыка, к вехам отведен,

Чтоб ждать конца, как правила гласят;

Другой противной стороною взят.

Бой прерывал владыка не однажды

Для отдыха и утоленья жажды.

Фиванцы оба в этот день нередко

Встречались там, разя друг друга метко;

С коней друг друга сбросили на поле.

Такой тигрицы нет в Галадском доле

(Хоть у нее тигренка отнимите),

Что лютостью равнялась бы Арсите,

Чье сердце распалил ревнивый гнев.

Найдется вряд ли в Бельмарии лев,

Что, голодом иль псами разъярен,

Так крови жаждал бы, как Паламон

Убить врага Арситу жаждал яро.

На шлемы злые рушились удары,

Струею алой кровь текла с бойцов.

Но есть всему предел в конце концов.

Еще не село солнце на покой,

Как царь Эметрий налетел стрелой

На Паламона, что с Арситой бился, -

И в тело глубоко клинок вонзился.

Вмиг двадцатью был схвачен Паламон

И силою за вехи отведен.

На выручку ему Ликург спешит,

Могучий царь, но тут же наземь сбит.

Эметрий сам, хоть слыл за силача,

С коня слетает на длину меча:

То сшиб его до плена Паламон.

Но все напрасно: взят герой в полон.

Ему отвага тут не пособила;

Он должен плен снести: ведь держит сила,

А также уговор первоначальный…

Страдает тяжко Паламон печальный!

Уже не в силах он продолжить спор…

Едва Тезей на поле бросил взор,

Дружинам, что сражались меж собой,

Он крикнул: «Эй! Довольно! Кончен бой!

Я – беспристрастен, суд мой – справедлив.

Эмилию Арсита, князь из Фив,

Получит; честно выиграл он бой».

Тут поднялся в толпе восторг такой,

Так загудел широкий круг арены,

Что вот, казалось, сокрушатся стены.

А что владычица любви Венера

На это скажет? В горести без меры,

Она теперь рыдает так со зла,

Что даже цирк слезами залила.

«Посрамлена я, в том сомненья нет!»

«Дочь, успокойся, – ей Сатурн в ответ. -

Марс победил, и рад его боец,

Но ты, клянусь, осилишь под конец».

Тут подняли герольды кверху трубы

И музыкой, торжественной сугубо,

Хвалу воздали славному Арсите…

Но будьте-ка потише и внемлите:

Вот что внезапно там стряслось затем.

Арсита лютый отвязал свой шлем

И на коне, чтоб всем явить свой лик,

Чрез всю арену скачет напрямик,

Подняв глаза к Эмилииной ложе.

Та нежным взором отвечает тоже

(Ведь вообще благоволенье дам

Всегда идет за счастьем по пятам),

Уж льнет она к нему душой и взглядом…

Вдруг фурия, извергнутая адом,

Из-под земли явилась от Плутона

По проискам Сатурна. Конь с разгона

Шарахнулся и рухнул на песок.

Арсита и одуматься не мог,

Как вдруг был оземь сброшен головой,

Вот на песке лежит он чуть живой:

Лукой седельной грудь его разбита.

Кровь бросилась в лицо, и стал Арсита

Вороньих перьев, угольев черней.

С арены с плачем горестным скорей

Несут его в Тезеевы палаты.

Чтоб с тела снять, пришлось разрезать латы;

Уложен он на мягкую постель -

Он жив еще и в памяти досель.

Свою Эмилию зовет все время.

Тезей со свитой и гостями всеми

Немедленно отправился назад

С великой пышностью в свой стольный град.

Хотя беда случилась, как на грех,

Но не желал он опечалить всех;

К тому ж все полагали, что жених

Излечится от страшных ран своих.

Еще и то им сердце веселит,

Что не был там никто из них убит.

Все ранены; один лишь тяжело,

Сквозь кость грудную острие прошло.

От прочих ран, поломов рук и ног

Кому бальзам, кому колдун помог.

Пьют зелия, настойки и шалфей.

Ведь жизнью кто не дорожит своей,

А знатный герцог всем им воздает