Кентавр vs Сатир - [18]

Шрифт
Интервал

Нужно констатировать, что в последующие дни: 1) я урывками трахался с Тимкой; 2) я трахался с Якобом; 3) Якоб урывками трахался с каким-то Marti24 из чата; 4) Тимка трахался с неграми, скандинавами и австралийскими фермерами. Но только наш с Якобом секс был достоянием информационного космоса. Все дружно делали вид, что это единственная объективная реальность, не считая, разумеется, собрания порно на компьютере.

Видимо, откуда-то с жесткого диска или графической карты они и переползли к нам.

Превозмогая рвотные порывы — Тимка спокойнее остальных, — «Ну чего вы так, обычные насекомые», — мы находили их не только в традиционном ареале обитания, но и под мышками, на ногах и простынях.

На велосипеде, в темноте под падающим мокрым снегом, я нёсся по городу в поисках дежурной аптеки. Дома всё было перевернуто вверх дном. Сейчас я бы, не раздумывая, отдал за видео этой ночи любые деньги… если только кто-то в информационном космосе занимался тогда видеонаблюдением. Мне казалось, что наступил апокалипсис. Настоящий, а не с какими-то гладом и мором. Трое голых парней носились с брызгалками по квартире, заталкивали в панике в стиральную машину невообразимое количество белья и одежды — всё, разумеется, постиралось на 90° и приобрело грязно-серый оттенок…

На следующий день мы с Якобом решили перестраховаться и обрили всё, что только можно обрить на мужском теле. Естественно, узнать о последствиях этого шага мы решили, — Google, спасибо тебе, тем не менее, — лишь после того, как операция была благополучно завершена. Многочисленные источники предупреждали об адских муках, когда волосы начнут отрастать и колоться. Так оно и произошло. Адские муки настигли нас в Берлине, где на несколько дней в нашем распоряжении оказалась огромная пустая квартира на Курфюстендамм.

В плохую погоду мы медленно потягивали вино или часами валялись в ванне. Наши прогулки продолжались в прежнем модусе — компромисс по поводу того, куда пойти, принципиально не достигался. Тимка время от времени сбегал в какое-нибудь гей-заведение. А потом как-то вдруг наступил Новый год.

В толпе у Бранденбургских ворот на каждый квадратный метр падало несколько ракет, — чуть позднее мы оказались очевидцами того самого пожара телекомпании ZDF, после которого фейерверки в центре станут куда скромнее. В двенадцать Якоб вручил Тимке камеру, чтобы тот запечатлел наш новогодний поцелуй.

Якоб намеренно затягивал. Тогда, видимо в знак протеста, Тимка сделал шаг и тоже обнял меня — впервые в присутствии информационного космоса и Якоба. Я почувствовал его руку, настырно забирающуюся под одежду; как, наконец, она обнаруживает там чужую руку — Якоб и Тимка обмениваются наглыми взглядами и продолжают дальше.

После шампанского, братания с земляками и прочей праздношатающейся публикой, пожара и перебежек по Унтер-ден-Линден Якоб стал жаловаться на скуку, усталость и холод. Мне очень хотелось пойти клубиться с Тимкой, но я уступил и поехал домой.

Вдрызг пьяный Тимка явился под утро и, пока я вылезал из постели и открывал дверь, перебудил всех соседей: «Дай денег… там таксист ждёт…»

Нам оставалось ещё несколько бестолковых дней. Тимка утверждал, что соскучился по своему пловцу, регулярно звонил ему и клялся в верности. После чего лез целоваться и говорил, что это я — самый лучший. Правда, после секса снова вспоминал, что вот его парень — это просто что-то и я не могу понять, как он по нему скучает… Потом приходил Якоб. И только в последнюю ночь все точки над йот оказались расставлены. Мы наконец валялись и кувыркались в постели втроём.

Сведи нас обстоятельства в одной географической точке на больший срок, не знаю, образовалось бы у нас что-то вроде семейной жизни. Возможно, она была бы довольно гармоничной в плане секса. Но тогда, после двух недель под одной крышей, я больше всего желал только одного: побыть наедине с собой, остаться одному.

Проводив Тимку в аэропорт, я объяснился и порвал с Якобом. Вернувшись в Новосибирск, Тимка порвал со своим мальчиком-пловцом и написал мне, что очень скучает. Я не ответил ему.

Если пытаться из всякой ситуации вынести хоть какое-то поучение, то я должен признать, здесь дело с этим обстоит печально. Каждый из участников истории, — не стоит забывать и о наличии Marti24, — бежит за двумя зайцами и в итоге остаётся ни с чем. Однако все вместе они приобретают бесценный социальный (и сексуальный) опыт, что восполняет недостаток гармонии в космосе. Учебник математики для 7-го класса утверждает: решить систему уравнений — это значит найти такие значения переменных, при подстановке которых образуется верное равенство.

Определение великолепное и приложимое к любым жизненным ситуациям.

Счастье продолжается

Якобу Лембергу исполнилось восемнадцать. Гости разбрелись по просторной родительской квартире с бокалами вина. Несколько девушек курили и неторопливо покачивались под музыку в комнате, отведённой под танцпол. В библиотеке стоял ящик пива, здесь громко говорили о завтрашней демонстрации — разумеется, антивоенной и антиамериканской. Занятия закончатся раньше, директор обещает два автобуса для выезда в центр. Кто-то предложил, чтобы все пришли в белом — это цвет мира, и к тому же эппендорфской гимназии с её славными традициями пристало как-нибудь выделяться на фоне прочей серости. У одного из гостей всё ещё не было белых джинсов. «Есть такое забытое слово: солидарность», — пристыдили его. Именинник зачем-то вышел на кухню, и никто не замечал, что его отсутствие затянулось.


Рекомендуем почитать
Крик далеких муравьев

Рассказ опубликован в журнале «Грани», № 60, 1966 г.


Маленькая фигурка моего отца

Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.


Собачье дело: Повесть и рассказы

15 января 1979 года младший проходчик Львовской железной дороги Иван Недбайло осматривал пути на участке Чоп-Западная граница СССР. Не доходя до столба с цифрой 28, проходчик обнаружил на рельсах труп собаки и не замедленно вызвал милицию. Судебно-медицинская экспертиза установила, что собака умерла свой смертью, так как знаков насилия на ее теле обнаружено не было.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Осторожно! Я становлюсь человеком!

Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!


Уроки русского

Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.