Кенозёры - [23]

Шрифт
Интервал

— Ходили мы в августе за малиной к Шуй-озеру. Места там ягодные. Не по один год наведываемся, щелбаны (кузова) полные набираем. Компания-то у нас большая была: сестра Лидка со своим Колькой, их робята Федька и Васька да я. Пока к озеру шли, о тропинку грибов насшибали, по сумке каждый. Колька подсмеивался над нами: как выноситься будем, если ещё малины щелбаны наберём?

Вот вышли на большую дорогу, а малинник-то как раз на другой стороне и начинался. Подходим: ягоды с веток красными гроздьями свисают, у нас аж слюнки потекли. Сумки с грибами на межинку под кустик спрятали, набирушки достали и на горбыш малиновый стали подниматься. Слышим вдруг: кустарник сверху затрещал. Кого, думаю, леший несёт. А тут на прогалину медведь выкатился да и встал на задние лапы. Весь коричневый, в кости широкий, шкура на солнышке вся лоснится, морда ягодами вымазана, как у малого ребёнка. Мы прямо остолбенели, испугались. Не сговариваясь стали пятиться назад. На дорогу выскочили. Собака ещё Колькина с нами была. Та вся ощетинилась, стоит на дороге, к нам жмётся и лаем заливается. Мы тоже стали по пустым щелбанам стучать. Такой грохот учинили!

А медведь на пригорке стоит да в нашу сторону поглядывает. Тут нам ещё страшнее стало, и побежали все к тропинке, в сторону дома. Бежим, оглядываемся. А сеструха-то моя, Лидка, бежит задом, никак от сотоны-медведя отвернуться не может, будто под гипнозом. Так задом до самого леса и неслась, не отстала от нас. Вот потом, когда шли домой, и похохотали мы над ней.

Домой вернулись, конечно, без ягод, да и сумки-то наши пустые Колька потом принёс, через неделю. А мы с Лидкой да с робятами больше не осмелились идти к Шуй-озеру. Медведя побоялись.


«ДО БОГА ДАЛЕЧЕ…»

В деревне прошло массовое крещение православных. Приехал московский священник и обратил в христианскую веру сразу аж восемнадцать человек, от малых детишек до седых старушек. Окропил их светлой водицей из озера, надел им на шеи крестики и, как полагается, в местной часовне совершил молебен. Батюшкиных крестиков всем не хватило, но, порывшись в бабушкиных сундучках, все вновь обретшие Господа ходили теперь с нательными крестами, как когда-то детишки с пионерскими галстуками.

Я, приехав в деревню, навестил свою тётку. Сын её, Серёга, сидел на лавке у окна, фыркал чай с молоком. На голой его груди поблёскивал медный крестик.

— Поздравляю, братан, — говорю ему, — со святым крещением. Наслышан уже. Теперь наша деревенька воистину православной стала, даже пить все разом бросили. В магазине на полках шаром покати — не звякнет. Да и ты, гляжу, чаёк с молочком попиваешь. Что, раб Божий, совсем завязал?

— Завязал бы, может. Да дьявол-спиритус разве даст покой от этого зелья? Из каждой подворотни рожки тебе показывает. Норовит подхватить тебя под белы ручки и стаканчик в зубы сунуть. А в другой раз и за шиворот схватит да как рявкнет: «Пей!» Устоит разве грешная душа? Не устоит! До Бога далече, а до дьявола — один шажочек! А в магазине теперича водку никто не покупает. Пьют что подешевле — ведь в редком доме ныне не гонят самогонку. И пьют — как всегда пили, ещё похлеще. Одним крещением пьянство не искоренишь.

ДУХИ ЧЕРЕЗ БЛЮДЕЧКО ОТКРЫЛИ ГЛАЗКИ ЛЮДОЧКЕ

Рассказ дачницы

В Рождественскую ночь была я в гостях у подруги. Собрался небольшой девичник: четыре разведёнки, лишь хозяйка — замужняя. Но её благоверного в ту ночь дома не было. Поужинали с шампанским и водочкой, поплакались друг дружке на судьбу одинокую, потом песен напелись и решили развлечься: погадать на блюдечке. В доме нашлись чистый лист ватмана, свечи и фарфоровое блюдечко. Одна из нас — художница — начертила круг, расписала его алфавитом и цифрами. И мы уселись за стол.

Вопросы наши были самыми обыденными: повысится ли зарплата, как подрастёт доллар в новом году. И, конечно, каждая мечтала об удачном замужестве…

Кто-то из нас предложил: мол, давайте спросим у духов, где сейчас находится Людочкин муж? Хозяйка наша засопротивлялась: «Как где? Костя на дачу уехал, в баньке парится. Он редкий выходной туда не ездит. Спит в это время. Уж полночь».

Но какой-то невидимка, скорей всего, нечистый, будто подтолкнул Людмилу. И она спросила у блюдца: «Мой Костенька на даче?» Блюдечко под нашими разогретыми пальчиками зашевелилось, и стрелка на нём показала: нет. Все так и ахнули. Брало верх любопытство. Кто-то шепнул Людмиле: «Спроси, он у любовницы?» В глубокой тишине был задан этот провокационный вопрос. Блюдце ответило: «Да».

Людочка не на шутку расстроилась. Жили они в мире и согласии. Одно только огорчало, что детей не было. Но ведь они ещё так молоды, всё впереди. Я предложила прекратить гадание, чтоб не портить настроение к ночи. И тут стала возражать Людмила: «Нет уж, дудки, узнаю всё сразу!»

Она снова обратилась к духам: «Где живёт любовница Кости?» Блюдце стало кружиться, двигаясь по ватману. Из всего алфавита оно выбрало пять букв. Составилось слово «борода». Такой улицы будто бы нет в Архангельске. Что бы это значило?

И тут сама хозяйка догадалась: самая известная борода у Карла Маркса, а это значит, что разлучница живёт на улице пролетарского классика. А дальше всё было как в дурном сне: и номер дома, и номер квартиры, и даже номер телефона — всё выдали подлые духи.


Рекомендуем почитать
Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Небрежная любовь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.


Опасное знание

Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.