Кеноби - [6]

Но это не важно. Если поселенцы рассчитывали на отвлекающий маневр, свой шанс они получили. Что же, пусть ликуют оттого, что А’Ярк отступает, взбивая пыль полами своих коричневых одеяний.

Воины носились по двору туда-сюда. В таком реве ни один окрик не был услышан. Что-то было в этом странное — но что? Никто не мог прикинуться крайт-драконом! А если бы и смог, то звук не был бы таким…

…механическим?

— Айооо-ЭЭЭ!

Никакой ошибки. Рев дракона превратился в пронзительный визг, воспроизвести который не под силу легким живого существа. Новый источник усилившегося звука вмиг себя выдал: рупор, привинченный к одному из серебристых столбов посреди двора. А между тем над холмами к северу и востоку раздавался точно такой же рев.

С губ вождя сорвался отчаянный крик:

— Продорра! Продорра! Продорра!

Подделка!

Молодые мародеры вновь возникли в поле зрения — бежали через бугор обратно к ферме. Ладно, хоть кто-то услышал в таком-то шуме. Теперь, возможно, они сумеют…

Выстрел! Одного из бегущих охватило со спины оранжевое свечение. Другой обернулся — и вмиг был зажарен заживо. Тело вождя среагировало само, моментально скрючившись под прикрытием проклятого влагоуловителя.

— Уа-ху!

Над барханом мазнуло металлическим, медно-зеленоватым. Знакомая картина: лендспидер, который ранее преследовал их у высокой скалы. Сейчас, как и тогда, в его открытой кабине теснилось несколько молодых поселенцев, гогочущих и стреляющих наугад.

Стоило только перекатиться за другой влагоуловитель, как вернулась прежняя уверенность. Никакого крайт-дракона не было, были только поселенцы. Тускены могли бы их одолеть, могли бы выстоять.

Но они и не думали стоять. Один рванул в неизвестность востока, и за ним устремились два других лендспидера. А неуклюжий воин-ребенок, лишь несколько дней назад переживший обряд инициации, спрятался за сараем, трусливо скребя песок. Куда подевались остальные — только солнцам известно.

Плохо.

Первый спидер облетел поселение по кругу, и все это время его седоки поливали окрестности огнем. Потом появился другой, более изящный, с округлыми очертаниями. В открытом салоне, защищенные лишь ветровым щитом, умещались двое: суровый мохнолицый мужчина управлял машиной, а его спутник постарше бесстрашно привстал с сиденья.

Этого человека воины племени уже видели, правда издалека. Гладко выбритый, старше почти каждого из живущих ныне тускенов… и все время с одним и тем же неясным выражением на лице.

Улыбчивый.

— Ребята, давайте к югу! — крикнул он, сжимая в руках макробинокль. — Загоняй их!

Понимать все его слова было необязательно — смысл был очевиден. Пропавшие воины не таились поблизости, готовясь выступить. Разбитый отряд ударился в бега.

Завидев лендспидер высокого человека, съежившийся юный тускен пискнул и вскочил на ноги. Обронив гадерффай, он бросился наутек.

— Уррак!

Стой!

Но поздно. Первый лендспидер качнулся, и его шумные седоки изрешетили убегающего бластерным огнем. И шести дней не прошло, как он стал воином, а умер за секунды.

Это было уже слишком. Бежать — за хибару, только оружие, конечно, не бросать. Бежать подальше от гогочущих поселенцев, которым глаза застили их убийства. Путаясь в развевающейся рваной материи, перевалиться через дюну в пыльный распадок. Потом еще одна дюна, а за ней и другая.

Наконец, задыхаясь, опуститься на землю. Трое погибли… а может, и больше. Песчаный народ не мог себе позволить потерять ни единого воина.

Хуже того — они проиграли поселенцам из-за подлой уловки, на которую еще четыре года назад не купился бы ни один тускен. И теперь поселенцы знают: могучие тускены уже не те, что раньше.

На ноги подняться удалось с большим трудом. Взгляд упал на песок: старшая тень удлинилась. Как и старший брат, отряд нанес удар — и промахнулся.

Настало время тускенам прятаться. Снова.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Оррин Голт возвышался над поселением, надменно созерцая, как тускены бегут со всех ног — и находят лишь смерть. Обхватив рукой шпиль влагоуловителя, он проводил взглядом последний скрывшийся за горизонтом лендспидер.

— «Клич», все в порядке, — произнес он в комлинк. — Вырубайте.

Отпустив кнопку комлинка, он прислушался. В ушах до сих пор стоял звон от установленной на влагоуловителе сирены, которую он только что отключил вручную. Щурясь из-под полотняных полей походной шляпы, Оррин обводил взором окрестности. Все сирены в километрах отсюда одна за другой смолкли, и тишина снова вернулась в пустоши.

Он взглянул на комлинк и расплылся в улыбке. «Оррин, старина… умеешь ты всех построить». Было приятно достичь того периода жизни, когда окружающие выполняют то, что ты им говоришь. Тем более на Татуине, где люди рождались строптивыми и никто не подчинялся чужим приказам.

Опасность миновала. Впервые после того, как был получен сигнал о бедствии, Оррин позволил себе глубокий вдох и оглядел неплодородные просторы. Сам он родился почти пятьдесят лет назад на такой же ферме, вдалеке даже от самого захолустного транспортного узла. И даже сейчас по утрам не было для него ничего отраднее, чем отправиться в патруль.

Из-за этого его считали психом. Все его знакомые предпочитали вечер, когда жара отступала. Но как только солнца скрывались и воздух облеплял тебя тяжелой неживой массой, надо было спускаться в подземные укрытия. После заката не жди ничего хорошего, кроме рыскающих тускенов да еще кого — поди разбери. А утро было словно освобождением из тюрьмы, — по крайней мере, так виделось Оррину. На Татуине ты всю ночь проводишь в норе, как вомп-крыса, но лишь в ту секунду, когда выходишь наружу, становишься человеком.