Кембрийский период - [140]

— Нет, прислал амвросиевого отпрыска. Тот еще все уверял, что обязательно с личиной нужно.

Неметона улыбнулась. И одновременно брови сдвинула. Думает, значит.

— Это он зря. У парадного шлема лицо тем более должно быть открыто. И уши.

— Я так и понял. Честно говоря, я делал вещь скорее красивую, чем надежную. А потому сделал простой четырехдольный шлем. Вместо забрала и назатыльника кольчужная бармица, ее можно снять. Поверху — продольный гребень, как у полководца. Остальное — работа, да двадцатилетнее железо, да чеканка. Но ведь стоит той работы?

— И тех золотых. Стоит. Стоит, Лорн. Я была не права… Прав ты, нельзя твое время тратить на проковку болванок! Но речка сильнее двух лошадей, и от нее можно привести тяжелый молот, который никакому работнику не поднять. Это же инструмент, пойми. А гнать вал или создавать красоту — твой выбор. Когда у нас получится хорошая сталь, сделать мне новый меч я попрошу именно тебя.

Лорн задохнулся от гордости. Его работу признала та, что создала Эскалибур! Да, на новый меч пойдет металл, плавленый по ее указке. Но работа будет его. Потом Лорн кое-что вспомнил. Стало грустно — от предложенной чести следовало отказаться.

— У меня нет закладки на пятьдесят лет, — признался он, — мне и самому пятидесяти еще нет. И я еще пожить хочу. А такой меч нужно закалить в крови мастера. Почти во всей.

— Сколько нужно крови?

— Литры четыре. Но обычно выпускают больше. Выживают, создав последний шедевр, немногие.

Сида задумалась. Ненадолго.

— Я выкуплю у одного из старых мастеров пятидесятилетнее железо. Потом мы переплавим его в тигле с хрупкой сталью второй или третьей плавки. Получится хорошая сталь. А кровь… Одну литру дам я. Вторую — ты.

— Третью — я, — вступила ученица, тенью следовавшая за сидой, и досель не встревавшая в разговоры. — Кровь лучшей ведьмы… или уже не ведьмы… Но все равно ведь подойдет?

— А четвертую я, — сказала с лестницы аннонская пророчица, завернутая в простынь на голое тело, и чихнула. — Моя тоже подойдет. Ведь я — это ты. И если надо — бери всю. А для чего тебе кровь?

— А почему ты ходишь тут неодетой? Ты — это я или кто? Изволь соответствовать!

— Так я и хочу… Но вся моя одежда куда-то пропала, а твои сестры только хихикают. Они тоже не богини, а только сиды?

Неметона закрыла лицо руками. Не помогло — смех прорвался наружу, сотряс и опрокинул, — хорошо, вовремя табурет нащупала, на него и плюхнулась.

— Пошли, горе луковое, подберу тебе что-нибудь из своего. То, что было на тебе вчера, это уже не одежда, а лохмотья.

— Спасибо… Луковое — это потому что я камбрийка, ясно. А почему горе?

— Это потому, что я с тобой наплачусь… И луковое — потому же.

— Мне очень жаль, если так. Но пока-то ты смеешься?

— Угу. Тогда будешь просто Луковка. Пойдет?

— Луковка? Нионин? Это мужское имя, надо чуть поменять… Я укорочу. Нион. Нион Вахан! Это у меня прозвище такое. Пусть меня так и зовут теперь.

Маленькая — значит луковка. Или незрелая.

— А волосы мне тоже нужно отрезать, как у тебя?

— Совсем не обязательно… Слушай, Луковка, ты вышивать умеешь?

— Да.

— Тогда, как мы тебя нарядим, помоги мне — собери в комнату все, что для этого нужно…

Снова возня. Докучливая — с пророчицей. Радостная — с Володенькой. После обеда — на репу уже смотреть не хотелось — Клирик решил сдержать данное себе на холме обещание. Сел-таки вышивать. Украшать парадную форму перед парадом.

Что оказалось довольно несложно. Вычертить прямые линии углем — границы фигуры и места, куда будет входить игла, чтобы зацепить нить на основу. Все остальное с сидовским зрением и мелкой моторикой труда не составило. Поначалу шло медленно. Потом — все скорее и скорее. Работать было легко и весело, и малыш, кажется, стал кричать пореже. А к вечеру дело было сделано.

Пелерина обзавелась рисунком. Даже двумя одинаковыми — на обеих полах. Простенькими, без изысков. По сути, это была работа вышивального робота с элементарной программой. Но Клирик остался доволен.

А вечером, на семейных посиделках — маленький тоже участвовал и даже немного посерьезнел, когда глава семейства начал отчитывать дочерей, — выяснилось — в ученицы к сиде сестры не рвутся. Ну Тулле незачем. А остальные…

— Сестрой быть уютнее, — высказалась Эйлет, — как маленького от титьки отнимешь, перебирайся снова ко мне. Одной скучно.

— Я в своем деле хороша, — сообщила Гвен, — и оно мне нравится. Другим я заниматься не хочу. Ни войной, ни землей, ни зельями вонючими. Мое место — хорошая кухня с десятком поваров. На твоем месте, пап, я бы женихов мне поискала в заезжих домах — Гвинеда, да Поуиса, да Гвента. Вот бы мне и вышло счастье.

— Я маленькая. Мне рано учиться, — заявила Сиан, — я играть хочу.

И только Эйра четко спросила:

— Когда начнем?

— Сегодня же. Переселяйся к Анне. И отучайся слушать отца.

— Что? — У Дэффида брови встали домиком, кулак приготовился по столу грохнуть.

— А то. Вассал моего вассала не мой вассал. Она теперь моя ученица, на три года. И я ей, как и Анне, отец, мать — прости, Глэдис, — и все остальное начальство! И она мне не старшая сестра, а ученица! Ну или забирай дочь обратно…

— Что скажешь, Эйра? — поинтересовалась Глэдис. — Пока не поздно…