Кельты анфас и в профиль - [56]
К чести Ффран надо сказать, что уже к концу года она бегло говорила по-французски и почти не делала ошибок, хотя ее британский акцент еще сильно чувствовался и во французском, и в бретонском…
Вообще учеба в Ренне оказалась чрезвычайно интересной, в том числе и потому, что кельтский департамент, студенткой которого я стала, совсем не похож на другие отделения университета. Только здесь преподаватели знают по имени каждого студента (кроме тех, разумеется, кто является на занятия раз в полгода). Только здесь преподавателей можно называть на «ты»[6] и говорить с ними о личных проблемах. Все те, кто учит и преподает бретонский язык, считают себя одной большой семьей, у которой одна цель — выжить и сохранить то, что делает бретонцев бретонцами.
Сам факт того, что этот язык учат и преподают в университете до сих пор, воспринимается как скандал в благородном семействе. К бретонцам во Франции относятся так же, как у нас — к жителям Чукотки: про них сочиняют столь же остроумные анекдоты, а уж глупая бретонка Бекассина, героиня французских фильмов и комиксов, надолго и всерьез закрепила за бретонцами репутацию людей, скажем так, не в меру наивных. К изучающим бретонский язык относятся обычно с вежливым сочувствием, если не с состраданием. Я долго не могла понять почему и решила провести эксперимент.
Часто в столовой или в кафетерии студенты заводят разговоры на всякие невинные темы вроде степени свежести обеда и тому подобное. От бифштексов и сосисок разговор переходит к философским материям и заканчивается обычно знакомством — кто на каком факультете учится и что собирается делать после университета. Каждый раз, когда я говорила, что учу бретонский, новые знакомые смущенно замолкали. Наиболее проницательные тут же сообщали: «А я сразу заметила, что ты говоришь с акцентом. Ты, случаем, не из Бигуденской области?» Наименее тактичные начинали выяснять — не провалилась ли я где на экзаменах. По их убеждению, умный человек, у которого все в порядке, бретонский учить не пойдет. Некоторые, узнав в конце разговора, что я из России, с облегчением вздыхали: «Что ж ты сразу не сказала, что ты иностранка? Так бы и говорила — лингвистический интерес… Это мы понимаем!»
Когда я спрашивала, почему занятия бретонским неизменно ассоциируются с провалом на экзаменах, собеседники обычно краснели и снова смущались, как будто я интересовалась чем-то весьма неприличным. Наконец кто-то, кто сам когда-то учил бретонский, рассказал мне, что изучение бретонского в школе введено не так давно и преподаватели просто горят энтузиазмом. Чего, казалось бы, плохого? — удивлялась я. Наоборот, похвально! Все дело в том, что, прилагая гораздо больше усилий, чем их коллеги, преподающие, скажем, английский, учителя бретонского добивались того, что даже самые твердолобые лентяи неплохо усваивали язык. Ни один из них не проваливался на экзаменах. В результате директор лицея или колледжа советовал родителям какого-нибудь оболтуса: «Ваш сын рискует не получить степень бакалавра. Его успехи в английском оставляют желать лучшего, и если вы не хотите, чтобы он остался на второй год, срочно примите меры. Я бы посоветовал вам перевести его из английской группы в бретонскую — уж этот-то язык не сдать невозможно!»
Так бретонский стал языком для лентяев. Кстати, не только в лицеях и колледжах. В кельтский департамент университета наряду с энтузиастами, любящими свой язык и культуру, тоже частенько приходят те, кто не рискует попробовать себя в чем-то серьезном. Те, кто просто не очень уверен в себе, вскоре освобождаются от своих сомнений и становятся полноправными членами «семьи» говорящих по-бретонски, ну а настоящие лентяи и лоботрясы, как правило, отсеиваются на первых двух курсах.
Глава 21. Настоящий и «химический» бретонский
Итак, я принята в «семью». Начались трудовые будни. Почти все занятия в кельтском департаменте проводятся на бретонском. На первых двух курсах некоторые лекции читаются на французском, чтобы облегчить восприятие тем, кто начал учить бретонский с нуля (а таких немало). Чтобы не терять времени, с разрешения декана, господина Кергоата, я начала учиться одновременно на первом и на третьем курсе. Первая неделя была сплошным кошмаром. Я кое-как читала тексты вслух и переводила с листа, изредка решаясь построить фразу-другую из кирпичиков слов, которые никак не хотели ложиться в правильном порядке. Преподаватели проявили завидное терпение, каждый раз заново перестраивали мои фразы. Через три недели я заговорила. Благодаря моей природной словоохотливости (в данном случае она оказалась вполне уместной) еще через месяц мой устный бретонский догнал и перегнал письменный.
Скоро, однако, выяснилось, что я учу… не настоящий бретонский! Тот язык, который преподают в университете, — литературный. С самого начала я чувствовала разницу между произношением тех студентов, которые выучили стандартный бретонский в университете, как и я, и тех, которые слышали бретонский от родителей, бабушек или дедушек. Таких, естественно, понимать было труднее, но именно у них язык был богатый, сочный и образный, как у всех тех, кто просто говорит, а не строит фразы по кирпичикам.
Одна-единственная книга неожиданно объединила французского священника XVIII столетия, немецкого офицера и русского солдата времен Второй мировой войны, московских и питерских студентов начала XXI века. Эту книгу похищали, теряли и находили, из-за нее совершались кражи и убийства, до тех пор, пока она не попала в руки к тому, кого искала сама. «Беглая книга» стоит на перекрестке жанров: в ней есть немного от фантастики, и от детективно-приключенческого романа, а кое-где проскальзывают живые зарисовки современной жизни.«..."Беглая книга" — одно из редких в нашей фантастике произведений, на страницах которых можно не только узнать о приключениях героев, об их душевных борениях и жизненных неурядицах, но и получить некую весьма любопытную информацию общекультурного плана.
Что же означает понятие женщина-фараон? Каким образом стал возможен подобный феномен? В результате каких событий женщина могла занять египетский престол в качестве владыки верхнего и Нижнего Египта, а значит, обладать безграничной властью? Нужно ли рассматривать подобное явление как нечто совершенно эксклюзивное и воспринимать его как каприз, случайность хода истории или это проявление законного права женщин, реализованное лишь немногими из них? В книге затронут не только кульминационный момент прихода женщины к власти, но и то, благодаря чему стало возможным подобное изменение в ее судьбе, как долго этим женщинам удавалось удержаться на престоле, что думали об этом сами египтяне, и не являлось ли наличие женщины-фараона противоречием давним законам и традициям.
От издателя Очевидным достоинством этой книги является высокая степень достоверности анализа ряда важнейших событий двух войн - Первой мировой и Великой Отечественной, основанного на данных историко-архивных документов. На примере 227-го пехотного Епифанского полка (1914-1917 гг.) приводятся подлинные документы о порядке прохождения службы в царской армии, дисциплинарной практике, оформлении очередных званий, наград, ранений и пр. Учитывая, что история Великой Отечественной войны, к сожаления, до сих пор в значительной степени малодостоверна, автор, отбросив идеологические подгонки, искажения и мифы партаппарата советского периода, сумел объективно, на основе архивных документов, проанализировать такие заметные события Великой Отечественной войны, как: Нарофоминский прорыв немцев, гибель командарма-33 М.Г.Ефремова, Ржевско-Вяземские операции (в том числе "Марс"), Курская битва и Прохоровское сражение, ошибки при штурме Зееловских высот и проведении всей Берлинской операции, причины неоправданно огромных безвозвратных потерь армии.
“Последнему поколению иностранных журналистов в СССР повезло больше предшественников, — пишет Дэвид Ремник в книге “Могила Ленина” (1993 г.). — Мы стали свидетелями триумфальных событий в веке, полном трагедий. Более того, мы могли описывать эти события, говорить с их участниками, знаменитыми и рядовыми, почти не боясь ненароком испортить кому-то жизнь”. Так Ремник вспоминает о времени, проведенном в Советском Союзе и России в 1988–1991 гг. в качестве московского корреспондента The Washington Post. В книге, посвященной краху огромной империи и насыщенной разнообразными документальными свидетельствами, он прежде всего всматривается в людей и создает живые портреты участников переломных событий — консерваторов, защитников режима и борцов с ним, диссидентов, либералов, демократических активистов.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.