Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния - [38]

Но раньше Семенова и ван дер Югина пришла Анна Петровна и вручила Сусанину повестку в Домсовет под расписку. По нижней строке Адам с удивлением обнаружил, что повестки отпечатана в сворской типографии, и вывел, что кто-то из его подчиненных работает за живые деньги подпольно.

Когда пришли Семенов и ван дер Югин, пасмурные и покорные року, то Фрикаделина усадила их обедать, а Сусанин отправился в подвал делегатом от квартиры.

Там уже вовсю ругались из-за пустыря возле дома.

Каждую весну жильцы собирались превратить пустырь в детскую или спортивную площадку, но им не хватало сплоченности, энтузиазма, мудрого руководителя и стройматериалов. Все вместе и каждый в отдельности писали они в горсовет и в районную газету. Писем достало бы на отопление дома зимой, но их зорко берегли в архивах учреждений. Не для потомков, а как орудия труда: «Сами попробуйте в таком завале разобраться! Тогда увидим, кто из нас медлительный».

Одновременно с писаниной жильцы повсюду говорили о площадке: между собой, со знакомыми, даже с приезжими. Им казалось, что и разговоры — уже кое-что. Вдруг кто-то услышит и впрямь что-нибудь сделает…

Но однажды к Сплю подошли Столик и еще несколько жильцов, располагавших автомашинами в личном пользовании.

— Гаражи надо строить на пустыре. Любому дураку понятно, — сказали они Сплю.

Майор не обратил бы на них внимания, если бы жена не подсказала ему: «Ты, давай, включайся: я скоро тачку куплю»…

— Главное поставить стены, — убеждал один автовладелец, мясник по профессии, шакал по призванию, дерево по уму. — А уж дело это мы утрясем законным порядком: сунем, сколько полагается и чем полагается. Мы люди честные, не обидим, если и к нам с душой подойти.

Ну, скинулись, купили железобетонные плиты, привезли и в тот же день, подогнав подъемный кран, поставили две стены. Тут на них накинулись мамаши, мечтавшие много лет о песочницах, и комсомольцы, лелеявшие надежду на волейбольную площадку. С криком кинулись, с отписками учреждений, с хныкающими младенцами на руках, но в ответ услышали жизнерадостный хохот. Обиженные мамаши и комсомольцы организовали на следующий день субботник и периметр еще непоставленных стен засадили деревьями, которые украсили табличками: «За ломание и вырывание — штраф 50 рублей». Внутри периметра было вбито два столба и натянута волейбольная сетка… Сетка пропала первой…

Потом неизвестный пропорол шину у автомобиля мясника… Потом деревья повалились в одну ночь и в одну сторону, словно над Сворском пролетел Тунгусский метеорит…

По вечерам во двор стали выходить квартира на квартиру и биться чем ни попадя, от мала до велика. Между боями большинство «площадников» требовало решить дело в Домсовете, а меньшинство «гаражистов» отпиралось. Но когда в недрах дома созрела еще одна фракция — сторонников собачьей площадки, когда в ежевечерних скандалах стали участвовать не только люди, но и звери, покусанный Сплю сдался и объявил собрание… Адам вошел в подвал на самом интересном месте: отмахавшись от противников, трибуной завладел мясник.

— Драться буду, морды ваши окаянные квасить буду, а гараж себе поставлю! — заявил он.

Дом затрясся oт криков негодования. Мясник получил яблочным огрызком в лоб и, растерявшись от гнева, затряс кулаками возле ушей, зарычал, закричал, выплевывая, выливая слюни, точно клизма.

— Ух, какой я самый смелый! Ух какой я самый сильный! Нет у вас на меня управы!…

— Вам ведь эта площадка нужна, — поддакнул Столик, — как… как… как….

— Обкакаешься! — ответили ему.

— Вы же сейчас добьетесь своего, а потом все равно ничего делать не станете!

— Будем! — кричали мамаши.

— Подхватим! — кричали комсомольцы.

— Я — самый сильный! — орал без устали мясник.

— Гав-гав-гав! — лаялись собаки.

— А что же вы раньше спали? — спросил Столик. — Семь лет пустырю!

— Давай голосовать! — кричали комсомольцы.

— Что? Руки чешутся? — спросил Столик.

А Сплю постучал карандашом о графин и сказал:

— На-до-все-хо-ро-шо-по-об-ду-мать.

Президиум зашушукался в надежде стравить комсомольцев со сторонниками собачьей площадки на улице, но тут на сцену встал Сусанин.

— У меня есть идея, — сказал Адам. — Давайте переизберем президиум.

— Давай!.. Правильно!.. Давно пора!.. — закричал зал. — Ишь жлобы расселись!

— А-я-не-раз-ре-ша-ю, — сказал Сплю.

— А я накладываю вето на ваше «не разрешаю», — ответил Сусанин.

— В уставе Домсовета записано, что президиум избирается пожизненно, — сказал Столик.

— А я накладываю вето на устав, — ответил Сусанин. — Я вообще на все накладываю вето. Есть у меня такое право! Кто за то, чтобы переизбрать президиум? — спросил он зал.

Заборы рук ответили Сусанину.

— Всех запомню, придите в мой магазин только! — погрозил кулаком мясник. — Костей не допроситесь! Жил не дам! Рыла свиные лучше псам брошу!

— Степа-аныч, нас-то не попомни, нас не надо, — запричитали бабки. — Мы ведь не со зла, мы по дурости руки-то протянули.

— Прошу вас! — сказал Сусанин Столику, Сплю и Анне Петровне и сделал жест рукой, предлагая спуститься в зал.

Но они не шелохнулись. Они таращили глаза на Адама и не могли понять, как он так скоро выбил из-под них трон Домсовета.