Казус бессмертия - [44]

Отрядом казаков командовал мелкий военачальник. Зачем ему было требовать выкуп, если можно и так все забрать у беззащитных людей? Что и было сделано. А так как замок не сдавался и был казакам явно не по зубам, то надо было сорвать злость. На ком? Ясное дело – на евреях. Детей и стариков отделили, отвели к реке Икве, и решили утопить. Я, как старик, тоже не избежал этой участи.

Агасфер погасил окурок в пустой банке из-под консервов и, упершись взглядом в стол, стал говорить очень тихо, на пределе слышимости:

– В толпе, впереди меня, стоял маленький мальчик лет семи со своей бабушкой. Они шептались. Старая женщина говорила: «Видишь, маленький, нам повезло. Нам разрешили переплыть речку и уйти. Возле замка она широкая, а здесь – всего двадцать шагов. Надо только сильнее нырнуть, и мы сразу окажемся на середине. А там – совсем немножко останется до того берега». Мальчик отвечал: «Но я не умею плавать». Бабушка говорила: «Ничего страшного. Видишь, казаки привязывают детей к взрослым? Это чтобы они не потерялись, когда взрослые будут плыть. Главное – набрать в грудь побольше воздуха и хорошо нырнуть. Не успеешь оглянуться, как мы будем на том берегу. Ты больше никогда не увидишь этих страшных людей. Ты будешь видеть только добрых и хороших»… «А папа с мамой?». «Они нас обязательно догонят». «Бабушка, я боюсь»! «Не бойся маленький. Все случится быстро. Ты ведь – мужчина. Иисус Навин ничего не боялся. Ты же хотел быть похожим на него»…

Агасфер налил себе сразу полстакана чачи и залпом выпил. Шенгеле сказал:

– Где-то я уже слышал подобный разговор. По-моему, в лагере.

– Жизнь везде одинакова, − произнес печально Агасфер. – Что сейчас, что триста пятьдесят лет назад. От любой войны страдают в первую очередь невинные дети…

– Ой, ли? – жестко спросил Шенгеле. – Эти семилетние мальчики впоследствии вырастают и превращаются в бездушных и безжалостных кредиторов, торгующих ключами от храмов и выгоняющих детей на панель!

Агасфер встрепенулся:

– Дети становятся теми, в кого их превращают родители или другие воспитатели. Возможно, ростовщика, торгующего ключами от церкви, убить и не жалко. Но мальчики и девочки еще не делали этого! А сделают ли?! Ведь все люди разные. И родители тоже разные… Вот ты рассказываешь об Умаре Мансурове. Уже понятно, какой человек из него получится, хотя, может, еще не поздно и, попади он в другое окружение… Вон, старший сын Шамиля, которого зовут Османом, с детства собирал цветные стеклышки и глядел через них на солнце. Никто ему в этом не мешал. А отец даже телескоп небольшой подарил. Теперь он сидит по ночам и рассматривает звезды, обложившись старыми советскими учебниками по астрономии. Думаешь, он станет в последующем кожу с людей сдирать?

– И что было дальше? Тебя утопили?

– Нет, − ответил Агасфер. – Казаки начали связывать стариков и детей, привешивая к связкам большие камни, но потом им это надоело. Сзади их товарищи веселились более интересно, и им хотелось побыстрее присоединиться к развлечению. Поэтому они просто выхватили сабли и посекли всех на куски, а останки выбросили в реку. Мальчику с бабушкой не пришлось нырять… Ну, и мне в том числе.

Агасфер вытер глаза пальцами и закончил рассказ:

– Матерей и девушек на глазах мужчин изнасиловали толпой, а потом рассадили по кольям. После этого мужчин покололи пиками и порубили саблями. Изувеченные женские трупы торчали на кольях еще несколько дней, пока не ушли казаки. Я это видел…

Старик молча налил в стаканы. Они выпили, и Йозеф сказал:

– Вот видишь, везде и всегда ярость людская оборачивается против твоего народа. И, заметь, небезосновательно… У моего отца в родном городе была небольшая мебельная фабрика с магазином. Он производил красивые и добротные изделия. В двадцать девятом году некий Шауэрман открыл в городе большой мебельный магазин, и стал торговать тем же, что и мой отец. Только его товары привозились − черт знает откуда, качество их было хуже, но зато и стоили они на порядок дешевле. Уже через год мой отец еле сводил концы с концами, а Шауэрман открыл еще несколько подобных магазинов в соседних городках.

Агасфер хитро прищурился и сказал:

– А кто мешал твоему отцу сделать то же самое еще раньше? Покупал бы готовую мебель там, где она дешевле, и перепродавал бы ее у себя.

– Дело заключается в обычной немецкой добропорядочности. Мой отец, как честный человек, не мог торговать дерьмом. Ему было нужно, чтобы люди с уважением смотрели на него. Мебель Шауэрмана через несколько лет разваливалась, и все ругали его, − на чем свет стоит. А ему это обстоятельство было – до фонаря. Самое, правда, интересное, что как бы его ни ругали, но покупать новые изделия вместо развалившихся люди все равно шли к нему. Дешевле ведь…

– Ну, и чем закончилось это противостояние?

Шенгеле довольно рассмеялся:

– Известно, чем. В тридцать восьмом году штурмовики резко обанкротили Шауэрмана. Они разгромили его магазины, попутно набив морду, и отправили его в концлагерь. По-моему, в Дахау, но точно не помню. Зато помню, что дела у отца пошли хорошо, и ничего, кроме благодарности, он к штурмовикам не испытывал…