Казус бессмертия - [36]

Они выпили, и Петр невозмутимо сообщил:

– Ты прав. Меня зовут – Йозеф Шенгеле.

Агасфер хмыкнул. Шенгеле холодно смотрел на него. Тот ничем более не выразил своего удивления. Он задумчиво курил и молчал. Наконец, докурив до пальцев, он выбросил окурок в угли костра и неторопливо начал говорить, не глядя на своего нового знакомого:

– Да уж… Угораздило меня в очередной раз повстречаться с… А чего я, спрашивается, ждал? И так понятно, что хороший человек никогда бессмертия не заработает на свою голову. Самое интересное, что добро не имеет какой-нибудь градации или сорта. Хороший человек может быть просто хорошим – и все. Ну, в крайнем случае – очень хорошим. Не очень хороший человек – это уже к добру отношения не имеет… А вот для плохих – сколько угодно категорий. Плохой человек может быть: негодяем, причем даже отъявленным. Может быть подлецом, сволочью, гадом. Может быть мерзавцем, и не просто мерзавцем, а мерзавцем законченным или, как вариант – редкостным. И много кем другим. А степень негодяйства исчисляется количеством и качеством совершенных мерзостей. Например, шведский король Карл Двенадцатый приказал умертвить шестьсот пленных русских солдат штыками, чтобы не тратить порох на всякий «сброд», который он за людей не считал. Значит – он просто злодей. Ведь солдаты сильно не мучились. А один доблестный французский дворянин умертвил всего несколько десятков простолюдинок. Последней своей жертве – молодой крестьянской девушке − он вспорол живот и засунул туда ноги в ботфортах. Замерзли они малость, видите ли. Решил согреться таким вот образом. Его можно отнести к матерым злодеям, так как качество отбрасывает количество в сторону. А вот в случае с Малютой Скуратовым и его непосредственным, так сказать, начальником – царем Иваном Грозным – качество и количество уравновешиваются. Тысячи замученных и убитых ими людей разных возрастов позволяют назвать их самыми злодейскими злодеями…

Агасфер перевел дух. Он налил чачи в оба стакана, взял свой в руку и выпил. Закусив лепешкой, он продолжил:

– Но что можно сказать о том, при прямом участии которого было убито четыре миллиона человек?! И несколько тысяч из них зверски умерщвлены своими руками? Причем, большинство из них – женщины и дети… Каким словом можно его назвать?

Уникальная ты личность, однако…

Шенгеле молчал. От выпитого и съеденного он чувствовал себя хорошо. Глаза его повеселели, и он с насмешкой смотрел на Агасфера. Тот, сворачивая новую самокрутку, продолжал размышлять вслух:

– Интересное наказание! Обеспечить бессмертием и постоянно убивать, заставляя страдать телом. Вот только мне одно не понятно. Тварь божья, отправившая на тот свет четыре миллиона в той или иной степени невинных душ, получила по заслугам. А за что получил я? Такое же наказание. Хотя, убивают меня редко. Если сам дураком оказываюсь или случайно, как сегодня. Вот и все различие. И за что? За то, что не дал отдохнуть Тому, Кому и так предстояло умереть? Так зачем задерживаться в этом мире, если тебя ожидает рай? Тем более, что я не нарушил ни одну из Божьих заповедей. На казнь вели преступника. Преступника против веры! И за это мне − то же самое, что и фашистскому палачу, сжигавшему в топках лагерных печей представителей избранного народа?

Агасфер закурил, затянулся и, выдохнув дым, констатировал:

– Нигде нет справедливости!

Шенгеле рассмеялся и заметил:

– Есть такая русская поговорка – «Каждый за свое отсидит».

Агасфер встрепенулся:

– Срок отсидки должен соответствовать тяжести совершенного преступления. А то что же получается: прогнал от дома преступника-сектанта и убил четыре миллиона женщин и детей – одно и то же?

Шенгеле ответил:

– Ты можешь думать обо мне все, что угодно, но я своих убеждений не менял, и менять не буду. Спасибо тебе за чачу и за еду, но лгать из благодарности, что я раскаялся, я не собираюсь. Я ненавижу евреев. Это – факт. Но я оказался здесь, рядом с тобой, поневоле и никуда от этого соседства теперь не деться. Ни тебе – ни мне. Извини, но придется как-то уживаться…

– А если я против? – спросил Агасфер. – Жил же я тут без тебя двадцать лет и еще проживу…

– Ты не понял, − Шенгеле терпеливо продолжал, – мы с тобой не только соседи по долине. Мы теперь – соседи по миру.

– Давай поделим мир пополам. Я останусь здесь, а ты – чеши в другую половину.

– Я и сам этого хочу. Но пока не могу. Мне надо пробраться в Грузию и оттуда попытаться уехать в Южную Америку. Если это получится сделать, то ты меня никогда больше не увидишь.

Агасфер отправил остатки самокрутки в угли, подбросил в костер дров и спросил:

– А как ты вообще попал в Россию? Ты бы еще в Израиль приперся. Вот где тебя по-настоящему ждут − не дождутся.

– Я пробирался в Грузию. Почти добрался. Был в Карачаево-Черкесии. До границы оставалось двадцать километров. Шел по обочине дороги. Остановился большой джип. Из него вылезли две бородатые обезьяны, ударили чем-то по голове и больше я ничего не помню. Очнулся в подвале. Как оказалось, город называется Урус-Мартан. Он является основным невольничьим рынком Чечни. Там меня Иса и купил.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Агасфер. – Можешь утешать себя мыслью, что находишься в рабстве у настоящих арийцев! Во-первых, – чеченцы выходцы из Ирана, во-вторых, – еще твой любимый фюрер называл их истинными арийцами и оплотом Третьего Рейха на Кавказе, за что товарищ Сталин и обиделся на них.