Казтабан - [23]

Не расставляя палатку, я устроился спать на откинутом пассажирском сиденье и всю ночь проворочался, так и не сумев толком уснуть. Было неуютно, в щелях старого джипа завывал ветер, и сквозь неглубокий сон мне всё мерещилось, что это звучат крики расстрелянных аульчан. Я несколько раз пообещал себе тщательнее планировать свои путешествия и купить дорожную подушку.

Утром, ещё не подняв сиденье, я смотрел на то, как рассвет окрашивает землю, когда понял, что невысокие глиняные холмы по левую руку от меня красные не от восходящего солнца, а сами по себе.

Я тут же схватил фотоаппарат и, не обуваясь, выскочил на улицу: оказывается, плутая в потёмках, я приехал-таки в «гиблый» Киин-Кериш. Перебегая с точки на точку по осыпающейся под ногами сухой земле, я сделал несколько отличных рассветных кадров. Вокруг пестрили глины, словно застывшие в доисторическом пожаре. В лихорадочном танце смешивались огненные цвета: бордовый, оранжевый, жёлтый и белый. Глина плавно перетекала из одной формы в другую, являя собой не то холмистый марсианский пейзаж, не то поверхность невиданных размеров ягодного леденца. Надо мной пролетел филин. Ночная тоска быстро исчезала, растворённая утренним солнцем.

Перекусив, я снова сел за руль и буквально через двадцать километров увидел озеро Зайсан, а после и мыс Шекельмес. Неудивительно, что вечером мне не было видно воды: озеро, спрятанное за обрывистым берегом, находилось ниже уровня горизонта. Зайсан отливал на солнце хмурыми, даже какими-то неземными цветами. Его воды бесшумно покачивались, и казалось, будто сама их субстанция вязкая и душная, как раскаляющийся к полудню воздух пустынных берегов. Я читал, что озеру около шестидесяти миллионов лет, и когда-то даже бытовала легенда о том, что в нём сохранились доисторические существа наподобие динозавров.

Шекельмес оказался похожим на Киин-Кериш, только находился прямо на берегу, застыв большим полукругом, словно воронка гигантского метеорита. Попытавшись представить, каково было бы здесь ночевать в палатке моим родителям – ни укрытия, ни ветерка, – я решил проверить ближайший посёлок на предмет гостевых домов. До сих пор не могу сказать точно, какой окраски впечатления он во мне оставил, но увиденное однозначно потрясло меня до глубины души.

С точки зрения горожанина, сложно понять саму возможность жизни на побережье Зайсана. Сухой воздух, беспощадное солнце, редкие порывы горячего ветра. Костлявый скот, пошатываясь, бродит на фоне единственной на многие километры юрты или хибары. Кладбища плавящихся на солнце кораблей, скелеты давно брошенных и уже неопознаваемых средств передвижения… Микроскопический рыбацкий посёлок Аманат в лесу полуразобранной и давно проржавевшей техники. В нём мутная озёрная вода подаётся раз в день – на два часа утром в несколько общих колонок.

И это всё равно лучше, чем у чабанов, с которыми я побеседовал за несколько километров отсюда по пути к посёлку. У них тёплая, оставляющая скользкий налёт вода из ключа пахнет гнилью…

В моей голове вертелось всего два вопроса: «Что здесь делать? Как здесь можно жить?» Ответом стала беседа с приехавшим домой на обед рыбаком. Он застал меня во время съёмки чумазого пацана, играющего среди старых шин, и остановился спросить, что я здесь ищу. Оказывается, в Зайсане ведётся серьёзный рыбный промысел, а местные жители возвращаются в Аманат даже прожив много лет в крупных современных городах. «Родная земля не может быть плохой», – сказал рыбак.

Я огляделся. Теперь и мне стало видно неописуемое очарование этого сурового, прокалённого жарой края, эдакая минималистическая, обожжённая эстетика полупустынного мира. Может быть, именно так, помогая людям увидеть чужие земли глазами местных жителей, можно найти большее взаимопонимание друг с другом? Как и любая другая точка планеты, Аманат тоже был чьей-то любимой родиной. Но возможности включить его в базовый маршрут по Восточному Казахстану я пока не представлял.

Оставив унылые берега Зайсана, я отправился на юго-восток, намереваясь до вечера прибыть на озеро Маркаколь, но, конечно, не успел и снова ночевал в машине в каких-то полях, ругая свои способности составлять маршрут.

На следующий день, заправившись и наполнив бензином канистры в селе Теректы, я наконец погрузился в пронзительно-зелёное лето Маркакольской впадины. Покоряюще уютный посёлок Урунхайка встретил меня бодрящим воздухом, живительными родниками, обволакивающей атмосферой, напоенной запахами целебных трав, – и приветливыми, привыкшими к виду туристов на внедорожниках взглядами местных жителей. Казалось, в их сердцах, как и кругом, царит вечное лето. С трудом верилось, что это место называют казахстанским полюсом холода по рекордным минусовым температурам зимы.

Побеседовав с хозяевами гостевых домов, заглянув в местный музей и наскоро окунувшись в холодную озёрную воду, я почувствовал себя восстановившимся и вдохновлённым. Помня о том, как много в Восточном Казахстане природных достопримечательностей, я переборол желание остаться в Урунхайке ещё на несколько дней и направился прочь из посёлка.