Казначей общака - [8]

Табак показался Костылю горьким, словно дедовский самосад, какой он когда-то курил в далеком детстве.

– Ну и отчего же?

– Просто ты мне нужен для одного дела. Ты дерзок, смел, силен… И очень мне подходишь.

– Горький ты больно табак куришь, – отшвырнул Костыль в сторону окурок. – И какое же это дело?

Неожиданно располагающая улыбка смялась, превратившись в хищный оскал, и перед Костылем предстал властный хозяин.

– Я вижу, ты разговорился. Знай свое место и меньше спрашивай. Не люблю болтунов. Ты мой раб, понял меня?

Не выдержав тяжелого взгляда, Костыль благоразумно отвел глаза.

– Да.

Об Аркаше Печорском на зоне говорили много разного, и трудно было понять, где здесь правда, а где откровенный вымысел. А не так давно прошел слушок, что он сотрудничает с ФСБ. Во всяком случае, три месяца назад из центра приезжал важный чин в цивильном дорогом костюме, и они с Аркашей долго о чем-то разговаривали в кабинете начальника зоны. Причем хозяин колонии, как обыкновенный шнырь, стоял в это время в коридоре, перед дверьми своего кабинета. Странная складывалась ситуация. Некоторым даже казалось, что хозяин побаивается своего подопечного, во всяком случае, по отношению к нему он вел себя так, как будто того не существует вовсе: прощал ему мелкие шалости в виде заначки морфия в лагерной тумбочке, не устраивал шмона в его закутке, разрешал полуночные посиделки. Было похоже, что на воле у Аркаши Печорского существовали сильные покровители.

Но что не вызывало никаких сомнений, так это то, что Зуб был вором, как говорится, до исподнего белья, до самой последней клетки. И если нашелся бы человек, осмелившийся упрекнуть его в неблагонадежности, то вряд ли тот сумел бы дожить до утра.

Впрочем, его опасался не только хозяин зоны, даже самые непримиримые из зэков оказывали ему заметное почтение.

И уже по-деловому, выпустив в сторону струйку дыма, Зуб заговорил:

– На днях меня переведут в другую зону. – В этот раз Костыль не рискнул спрашивать у Зуба, откуда у него такие сведения. Аркаша порой мог угадывать надвигающиеся события с такой точностью, как будто получал божественные откровения в самые уши. Возможно, сейчас был тот самый случай. Хмыкнув, Печорский продолжал: – Надеюсь, ты понимаешь, что для тебя, Паша, это ровным счетом ничего не значит?

Игра «три звездочки» не такая вещь, от которой можно отряхнуться, как от пыли. Раз ввязался, то будь добр, принимай существующие правила, если не хочешь получить заточку под ребра.

– Разумеется.

– Вот и отлично… Вижу, что ты с пониманием. Если дело так пойдет и дальше, то мы с тобой поладим. И ты заработаешь не только свободу, но и деньжата.

При последнем слове Аркаша Печорский внимательно посмотрел на Костыля, пытаясь уловить на его лице интерес. И, не отыскав ничего подобного, поморщился – похоже, что Пашу Фомичева мало что интересовало в этом мире. Тренированный организм, ничего не скажешь. А если бабы? Впрочем, это тоже маловероятно, после такого продолжительного пребывания на зоне приоритеты заметно меняются.

– Водки бы, – почти безразлично произнес Паша.

– Будет тебе водка, так что вволю упьешься… Но сначала дело. От меня ты будешь получать малявы вот с таким крестиком, – Аркаша вновь достал пачку сигарет и на гладкой бумаге вывел восьмиконечный старообрядческий крест. – Что бы там ни было написано, ты немедленно должен это выполнить.

В этот раз Аркаша не спрашивал, последняя фраза звучала как утверждение. Костыль вдруг подумал о том, что, в сущности, игра в «три звездочки» продолжается, правда, ставки теперь несколько выше, чем его жизнь, в груди вновь образовался знакомый холодок.

– Сделаю все, что скажешь.

Аркаша Печорский выудил из пачки еще одну сигарету, изящно, двумя пальчиками. Костыля решил не угощать и, запустив в легкие изрядную порцию дыма, отвечал, не упустив возможности показать идеальные зубы:

– А куда ты денешься, браток, – и, похлопав Костыля по плечу, отошел.

Аркаша Печорский оказался прав, уже через неделю его отправили в глубину Сибири, и Паша Фомичев искренне удивился предвидению Зуба. Впрочем, Аркаша удивил бы его больше, если бы продолжал оставаться в зоне, где сук столько же, сколько блох на старой дворняжке.

А еще через месяц от Аркаши Печорского пришла малява, помеченная условленным крестом, где тот требовал от своего раба – ни много ни мало – побега.

Костыль невольно ахнул, прочитав написанное.

Костыль никогда не относил себя к побегушникам. В чем-то зона ему даже нравилась, привычнее, что ли… Здесь все понятно и все конкретно: масти не тусуются в одну кучу, как это принято за пределами зоны, а за вольный базар будь добр отвечать по всей форме.

В какой-то степени и побегушников можно понять. Чаще всего слушать кукушку уходят по весне, когда нет моченьки сидеть в затхлых стенах, а вольный воздух представляется крепче самой крутой наркоты, а накалившиеся гормоны достигают наивысшей точки кипения и молотят в голову пострашнее артиллерийских снарядов.

Некоторые являлись побегушниками едва ли не по призванию. Они уходили в бега только для того, чтобы хотя бы сутки поглотать вольного воздуха, посидеть где-нибудь на сопке, поросшей ельником, а там – хоть трава не расти! Костыль помнил свой прошлый срок в Сибири, где на сотни верст вокруг зоны одна тайга. Был у них в отряде один странный дедок лет семидесяти, который за лето умудрялся покидать зону по несколько раз. Заберется в тайгу, покушает дня три вольных ягодок и стучится обратно. И это несмотря на то что в лагере царил строжайший порядок и покинуть территорию можно было разве что мертвым. Хозяин колонии, делая поправки на его ветхость, особо дедка не наказывал и частенько, вооружившись нехитрыми угощениями, подступал к побегушнику, пытаясь разузнать, каким это образом тот преодолевает несколько заборов с колючей проволокой, через которую пропущен ток высокого напряжения, а по периметру бегает свора злющих кавказцев, натасканных рвать зэков. Старик попивал дармовой кофе, травил байки, шутил, но тайны не выдавал. Впору было предположить, что, поменяв зэковское обличье на что-то более пристойное, он воспарял к небесам херувимом и через минуту приятного полета оказывался далеко за пределами зоны.