Казнь Шерлока Холмса - [3]

— Он может нам пригодиться, Ватсон. Думаю, в нем осталось еще две пули.

Мы кинулись стремглав через газон к кирпичной стене, отделявшей сад от Хэмпстедской пустоши, на бегу пересекая полосы света, который лился из всех незанавешенных окон дома. Несколько человек неслись за нами по пятам и едва нас не поймали: один из них ухватил меня за лодыжку, когда я перелезал через ограду. Он мог стащить меня вниз, и тогда я оказался бы в руках преследователей, но в эту минуту Холмс выстрелил поверх их голов последними пулями из маленького пистолета. Люди Милвертона бросились наземь. Мы пробежали пару миль по темному парку и только тогда почувствовали себя на свободе.

Имя прекрасной преступницы недолго оставалось для меня тайной. Спустя несколько дней после происшествия Холмс подвел меня к витрине на Оксфорд-стрит и показал фотографию дамы среди портретов других звезд прошлого столичного сезона. Серебряного револьвера я больше не видел. Когда я спросил об этом Холмса, тот ответил:

— Я выбросил его, как только мы перебрались через стену. Он был разряжен.

— Но его могут найти! — запротестовал я.

— На это я и рассчитываю, мой дорогой друг. Разве вы не понимаете? Леди, избавившая свет от этой рептилии, находилась в опасности. В смятении она уронила оружие на ковер, и это могло бы стоить ей жизни. Стало бы очевидно, что револьвер — орудие убийства, и в случае установления его принадлежности дама подверглась бы смертельной угрозе либо со стороны блюстителей закона, либо со стороны преступного мира. Теперь на ее покой никто не посягнет, чего она вполне заслуживает после долгих страданий в лапах шантажиста. Вряд ли подумают, будто эта леди — одна из тех двоих, которые перемахнули через шестифутовую стену и во весь опор бросились бежать по пустоши.

— Но полицейские могут заключить, что револьвер ваш.

— Надеюсь на это, — ответил Холмс, раскуривая трубку длинным бумажным жгутом. — Я подготовлюсь к встрече с ними.

Подобное благородство было свойственно моему другу, однако, как вы впоследствии увидите, ему пришлось дорого за него заплатить.

Джон Г. Ватсон, доктор медицины

Исчезновение

С той ветреной январской ночи, когда мы с Холмсом посетили Хэмпстед, прошло три года. Мне казалось, что мир никогда больше не услышит о Чарльзе Огастесе Милвертоне. И как же я заблуждался!

Не думаю, что в жизни бывают горести тяжелее пропажи близких — друга, мужа, жены, ребенка, — которые покидают дом при крайне странных обстоятельствах и не возвращаются. Безусловно, нет ничего ужаснее отсутствия вестей, пусть даже о смерти, ранении, умопомешательстве или бегстве. Так, в 1902 году однажды утром Шерлок Холмс вышел из нашей квартиры на Бейкер-стрит. Я не был тому свидетелем, но слышал, как он спустился по лестнице и попрощался с миссис Хадсон. Надо сказать, что мой друг, занимаясь важным расследованием, иногда таинственно исчезал на несколько суток. Как раз незадолго до того мы изучали дело «обнаженных велосипедисток», в результате чего открылись необычайные обстоятельства убийства на Моут-Фарм [2]. Однако едва ли у Холмса были причины уйти, ни словом не предупредив меня.

Мой друг отсутствовал пару дней. Ожидание стало тяготить меня, и я принялся штудировать столбцы частных объявлений в «Морнинг пост», для верности пробегая по ним пальцем. Таков был наш условный язык в случае опасности, из миллионов читателей понятный лишь нам двоим, знающим шифр. Каждое из адресованных мне объявлений предварялось литерами NB, что означало nota bene. Эти буквы под рубрикой спроса и предложения были не совсем привычными, однако не казались чем-то исключительным. Непосвященный мог принять их за простую рекламную уловку. Благодаря такой помете объявление сразу же бросалось в глаза.

Наша тайная переписка неизменно начиналась со слов «Макассаровое масло [3] Роуленда». То, как она протекала, удобнее пояснить на примере: предположим, Холмс находился в каком-либо секретном месте столицы и желал, чтобы я прибыл к нему на помощь. После рекламы бальзама для волос в следующем объявлении с нашим кодом указывался город или графство. В данном случае оно могло иметь такой вид: «Трубочный табак „Гордость Лондона“ — 3 пенса за унцию». Стало быть, из этого выпуска «Морнинг пост» я узнавал лишь то, что мой друг где-то неподалеку. На следующий день после литер NB я читал: «Отель „Гранд Атлантик“, Уэстон-Сьюпер-Мэр. Отличные номера по низким ценам». Уже зная, что Холмс в Лондоне, я просто подсчитывал количество букв: шестьдесят. Из папки лондонских карт я извлекал лист с соответствующим номером. Тот, кому доводилось пользоваться бесценным произведением Картографического управления Великобритании и Ирландии, возможно, припомнит, что на карте № 60 изображен Паддингтон — от Гайд-парка на юге до канала Риджентс-парка на севере и от Чепстоу-плейс, Бейсуотер, на западе до Сеймур-плейс в Мэрилебоне на востоке. Ниже могло размещаться очередное объявление, начинающееся с NB: «Кубик „Бисто“ для ваших супов». На этом переписка завершалась. Подсчитав буквы в словах, я получал: 5 + 5 + 5 + 5.

Наши карты мы расчертили на сто равных частей по вертикали и горизонтали. Комбинация 5 + 5 и 5 + 5 означала, что координаты местонахождения Холмса — 55, 55. Взяв лист № 60, я отсчитывал по его нижнему краю 55 клеток с востока на запад и столько же с севера на юг по левой стороне. Затем при помощи линейки от этих двух точек проводил перпендикуляры: они пересекались на западной стороне Спринг-стрит, близ здания Паддингтонского вокзала. На карте был отмечен каждый жилой дом, хотя бы в виде миллиметрового квадратика. Поэтому я понимал, что Холмса следует искать по адресу: Паддингтон, Спринг-стрит, 8. Именно туда я и должен направиться.