Каждый выбирает - [16]

После того, как ее отец окончательно перебрался в маленькую квартирку рядом со своим кабинетом в главном административном здании Академии наук, Варвара жила одна в большом родовом доме и была несказанно довольна этим обстоятельством. Одиночества она не боялась, состояние «скучно» было ей неведомо. Зато всему ее имуществу нашлось место, и не приходилось, как ранее, нерационально тратить время на поиски какой-нибудь мелочи, неожиданно понадобившейся в данный момент. Ее лит, всегда готовый к полету, находился на крыше здания. Варвара, заскочив в него, набрала нужную программу и откинулась в кресле, переводя дыхание.

Несмотря на необычайную простоту в управлении, на Ремите пользоваться литами лицам, не достигшим совершеннолетия, разрешалось только в порядке исключения. Варвара смогла убедить отца, что у нее все случаи, когда она покидает дом, из ряда вон выходящие, и происходят очень часто. А коли так, то личный воздушный транспорт ей совершенно необходим. Получив же в безраздельное пользование лит, она разгадала, как можно снять программно встроенные ограничения по скорости, и летала быстрее всех в Мифополе. Но, оказывается, не всегда быстрота полезна. В течение перелета она задумывала подготовиться к предстоящему важному разговору с Аполлоном, но совсем немного помечтала, глядя вниз, — и не успела оглянуться, как лит пошел на посадку.

Прибрежные возвышенности полукругом охватывали маленькую зеленую долинку, сердцевину которой занимала мелководная бухта. Мелькнули внизу паруса нескольких прогулочных судов, странное сооружение в виде абсолютно черной пирамиды, около нее — пара-другая жилых, вероятно, домиков. Береговая песчаная линия едва прослеживалась, сразу за ней начинались кустарники, а далее — густой лес, сплошным полотном взбирающийся наверх. Как показывал пеленг, Аполлон Шойский находился где-то рядом с одним из огромных валунов, причудливо украшающих высшую кромку возвышенности. Последние метры лит, рискуя задеть разлапистые кроны вековых деревьев, опускался почти вертикально.

Выбравшись наружу, Варвара сразу увидела Аполлона, замершего у обрывистого ската с профессиональной телекамерой в руках.

— Пол, вот и я!

— А-а, прикатила, — недовольно откликнулся Аполлон, тряхнув богатой шапкой черных кучерявых волос. — Привет.

— Что ты делаешь?

— Работаю с пейзажем, — нехотя ответил Аполлон, не оборачиваясь.

— Зачем?

— Знаешь, не мешай. Я же не лезу к тебе с глупыми вопросами.

— Неужели трудно сказать?

— Не трудно, а долго. В общем, осваиваю одно из направлений в живописи. Нафотографирую натуру, а потом буду лепить из получившихся кадров нечто вроде фильма. Сходу эту механику тебе не понять.

— Лоркас никогда не называл меня непонятливой или глупой, — с достоинством сказала Варвара, загородив Аполлону обзор.

— Фу, ну и наряд у тебя!

— А что такое?

— Кто носит такие кофточки? Дикость! Сними!

— Очень удобная блузка, — спокойно ответила Варвара. — Мне она нравится.

— Цвета! Только последний идиот мог напялить такое на себя! У тебя что, нет ни капельки художественного вкуса? Сними немедленно!

Тон приказания был такой, что Варвара невольно дернулась снимать блузку, но тут же взяла себя в руки.

— Я бы сняла, — сказала она смущенно, — но под ней у меня ничего нет.

— Ну и что с того? Неужели вид будет еще хуже? Или, полагаешь, я голых баб не видел?

— Не знаю, каких баб и где ты разглядывал, — гордо произнесла Варвара, распрямляясь, — но перед тобой я раздеваться не намерена!

— Тогда уйди с глаз долой!

— Не уйду!

— Выйди из поля зрения. Как закончу, так и поговорим. Ты мне и так кучу кадров испортила.

— Ладно, я подожду. Только ты быстрее, пожалуйста. У меня мало времени.

— «Мало времени», — передразнил Аполлон. — Можно подумать, что это я напрашивался на разговор. В следующий раз перед встречей со мной надевай что-нибудь поприличнее, без кричащих цветов, поняла?

Варвара открыла рот чтобы сказать колкость, ставящую грубияна на место, но передумала.

— Ладно, я посижу сзади.

Пока Аполлон занимался своими непонятными делами, рискуя свалиться с обрыва, Варвара сидела тихо, как мышка. Она пробовала разобраться в самой себе.

До нее дошло, насколько оскорбительна была шутка Аполлона насчет ее вида, но поднимать бучу она, поразмыслив, не стала. Как-нибудь потом, когда у нее появится свой Большой Дом, она обязательно отомстит, а сейчас надо сделать вид, что пропустила грубость мимо ушей.

Весь материальный мир для нее четко делился на две до безобразия неравные части — «свое» и «чужое». Свое требовало внимания и заботы, а чужое — всестороннего изучения на предмет вскрытия полезных качеств и потенциального приобретения. Кристально ясная позиция. Неоднозначности начинались там, где возникали человеческие отношения.

Она с опаской приглядывалась к огромному миру взрослых: когда подойдет пора войти в него, следует быть во всеоружии. Для этого, во-первых, надо много чего узнать и, во вторых, позаботиться о появлении своего герцогства. Но время еще есть и, по большому счету, пока это ничтожнейшая ерунда в сравнении с важностью отношений со сверстниками.

У Варвары появилось много новых знакомых примерно одинакового с ней возраста, но все они почему-то казались ей глупыми и неинтересными, какими-то «недоделанными» и тривиальными, как амебы. По-настоящему близки ей были только те, вместе с которыми она провела раннее детство в школе-интернате. Один их вид заставлял сильнее биться сердце, но испытываемые при этом чувства были чрезвычайно сложными и не всегда понятными.