Каждый умирает в одиночку - [14]

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросила она и приподнялась, натянутая как струна у скрипки. Ее карие глаза сверкали злобой.

— Я заглянул повидаться с твоим отцом, — ответил я, опираясь на дверной косяк, откуда я мог видеть площадку для прогулок, со стороны которой должно было прибежать подкрепление. — Он где-то поблизости?

— Миллс впустил вас? — спросила она.

Было удивительно, насколько холодными были глаза у этой девочки.

— Миллс — это светловолосый мальчик, стоящий у главного входа? Тот, который с красивыми пуговицами?

Ее губы сжались, на ее худых, бледных щеках появились два красных пятна.

— Как вы сюда попали? — сердито потребовала она ответа.

— Я перелез через стену. И послушай, давай не будем тратить прекрасное утро на то, чтобы сердиться друг на друга. Я хочу увидеться с твоим отцом.

— Его здесь нет. Вы уйдете или нет?

— Тогда, возможно, я могу поговорить с миссис Серф?

— Ее здесь тоже нет.

— Это очень плохо. У меня есть ее бриллиантовое ожерелье.

Ложка, с которой она играла, со звоном упала на блюдце. Я увидел, как она сжала кулаки.

— Уйдите же, пожалуйста! — повысила она голос.

— Но я хочу вернуть ожерелье. Оно дорого стоит. Ты не можешь мне сказать, где я могу найти его хозяйку?

— Я не знаю и мне наплевать! — выкрикнула она и указала трясущимся пальцем на основной вход. — Теперь убирайтесь или вас выкинут!

— Я не хочу надоедать тебе, — произнес я, — но это намного серьезнее, чем ты можешь себе представить. Твой отец нанял женщину-оперативника, работавшую на меня, чтобы следить за миссис Серф. Пока она наблюдала за миссис Серф, она была убита. Ожерелье миссис Серф было найдено в комнате девушки.

Она внезапно повернулась так, чтобы я не мог видеть ее лица, дотянулась до сумочки, пошарила в ней и извлекла портсигар и зажигалку. Она закурила сигарету, отвернувшись от меня, рука ее при этом заметно дрожала.

— Я не заинтересована в делах миссис Серф, — сказала она более тихим и подавленным голосом. — Я уже сказала вам — убирайтесь.

— Я думал, тебе, возможно, будет интересно знать, что полиция не обнаружила ожерелья, — обронил я. — Если бы ты сказала мне, где я могу найти миссис Серф, я бы с удовольствием освободил ее от этой головной боли.

Она резко подняла глаза, ее лицо было таким выразительным и белым, как свежевыстиранная простыня. Она начала было говорить что-то, затем остановилась, ее глаза сузились — она выглядела словно кошка, заметившая движение и почуявшая мышку. Я развернулся на каблуках.

Светловолосый мальчик Миллс стоял в нескольких ярдах правее и позади меня, его кулаки, затянутые в черные перчатки, покоились на его стройных бедрах. Он выглядел слегка удивленным.

— Вот ты где, приятель, — произнес он. — Я думал, что сказал тебе исчезнуть.

— Выпроводи его из владений!

Натали щелкнула пальцами так же властно, как и героиня в викторианском романе.

— И так, чтобы он здесь больше не появлялся!

Миллс посмотрел на меня через уголки своих глаз. На его тонких губах была своего рода ухмылка.

— Не появится, — томно заверил он. — В этом вы можете не сомневаться. Пойдем, приятель. Давай прогуляемся до ворот.

Я взглянул на Натали, но она безразлично намазывала поджаренный кусочек хлеба, взгляд ее снова стал пустым и одиноким. Если бы выдавали «Оскар» за быструю смену выражений лица, то она получила бы его безо всякого промедления.

— Не хочу надоедать по этому поводу, — обратился я к ней, — но если бы ты сказала мне, где можно найти миссис Серф, то сэкономила бы мое время и избавила бы меня от лишних хлопот.

С таким же успехом я мог обратиться к Великой Китайской стене.

Светловолосый мальчик начал приближаться ко мне.

— В путь, приятель, — ласково произнес он. — Ты и я, вместе.

— Теперь послушай… — начал было я, но меня грубо прервал удар кулака по зубам.

Это был не тяжелый, но молниеносный удар. Я даже не успел его увидеть. Челюсть заболела так, как и должна была заболеть, но я не покачнулся.

— Хорошо, — пробурчал я, касаясь разбитых губ. — Пойдем к воротам. Если ты так себя испытываешь, то я с удовольствием тебе помогу.

Я был так зол, что, даже не взглянув на Натали Серф, быстро спустился по ступенькам. Он последовал за мной. Я был уверен, что одолею его. Я был на четыре дюйма выше, примерно на двадцать фунтов тяжелее и жаждал его крови.

Он сохранял дистанцию, так что, когда мы подошли к воротам, между нами все еще было три или четыре ярда. У ворот я повернулся и стал ждать его. Он все еще выглядел апатичным, и это раздражало меня, потому что обычно парни не выглядят так вяло, когда я собираюсь отдубасить их.

Он легко двинулся на меня, я намеревался ударить левой так, чтобы у него опустились руки, а потом — правой в челюсть, что должно было снести ему голову с плеч. Это был хороший удар; один из моих лучших и тот, что ранее был известен, как никогда не дававший промаха. Он был хорошо рассчитан, он не был перехвачен и был всего на мгновение медленнее, чем вспышка молнии… но он прошел мимо Миллса на добрых три дюйма, и я по инерции полетел вперед. Все, что ему оставалось сделать, — шагнуть и как следует врезать мне. Он быстро провел серию из пяти ударов немножко ниже ремня с силой и скоростью заклепочного пистолета.