Каждый ублюдок достоин счастья - [14]

— Пиво, водку? — спросила она меня.

Я поморщился.

— Нет.

В два присеста опрокинул всю жрачку вовнутрь. Еда заполнила желудок, тот забурлил, стало теплее. Короче, в общем и целом настроение улучшилось.

В столовку вошли посетители — три мужика, работяги. На меня даже не посмотрели. Вот и молодцы. Терпеть не могу, когда меня разглядывают.

Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза.

— Мужчина! — трясли меня за плечо. — Мужчина! Да блин, умер что ли?!

Глаза почему-то оказались закрытыми. От нахлынувшего непонятно откуда страха тело передёрнулось. Я разомкнул очи.

— Мужчина, — смотрела на меня кривоватая деваха в поварском халате, — вы уже полдня здесь спите. Что за дела, в конце концов! Совесть иметь надо! Давайте-ка домой ступайте.

За окнами значился день. Тусклый, затянутый тучами. В помещении столовой за столами сидели люди. Кое-кто на меня косился. Покошусь я вам сейчас! Что, задремать нельзя?

Состояние тупое и безразличное. Ну правильно, на привокзальных креслах да бетонных полах ночую. Безразличие страшит. Мне нельзя быть безразличным, я должен гореть, пылать должен. Много дел несделанных.

Снаружи день показался неплохим. Морозец, но лёгкий, потому приятный. Правда, снова пасмурно. Дышится легко, думается вот не очень. Ну а чего думать? Просто захотеть надо и всё прояснится, раскроется всё. Разве я не хочу?

Повернув за угол, я увидел перед собой четырехэтажное панельное здание, на втором этаже которого на меня смотрел покрытый копотью балкон. Пожар выжег квартиру дотла — в оконном проёме не осталось ни окон, ни даже рам. Чернота уходила в глубь квартиры.

Почему-то вид этой сгоревшей квартиры напряг меня. Словно он имел какое-то отношение ко мне лично. Словно моя хата пылала.

Тут же одна мысль посетила. Не то чтобы мысль, так, мимолётная идейка. Наверняка мимо, думаю, но проверить стоило бы. Всякое бывает. Тем более, зная проблемную натуру сеструхи…

Я обошёл дом с другой стороны и прикинул, что сгоревшая квартира должна располагаться во втором подъезде. Первый этаж, второй. Оба, даже двери нет!

Дверь в сгоревшей хате, как и окна, отсутствовала. Покрытый копотью прямоугольный проём — заходи, пожалуйста.

Зашёл.

Внутри всё покрыто чернотой. Пол, стены, потолок — всё. Одна сплошная копоть. Чёрная-пречёрная. По ходу неслабо здесь полыхало. И вроде бы недавно.

Когда выходил наружу, из соседней квартиры на лестничную клетку выбралась девка. Не то чтобы девка, тётка уж пожалуй, но молодящаяся типа.

— Давно пожар был? — я ей.

— Нет, — кинула на меня взгляд. — Три дня назад.

— А кто здесь жил?

— Кто жил? — она окинула меня более внимательно. — Вы откуда?

Ну вот, ещё я тебе, овце, не объяснял кто я такой.

— Вопросы я задаю. Понятно, сучка?

Испуг, недоумение — всё как обычно.

— Ещё раз спрашиваю: кто здесь жил. Считаю до трёх…

— Женщина жила. Квартиру снимала.

Вот, молодчина, так и надо.

— С ребёнком?

— С ребёнком.

— Девочка?

— Девочка.

Вот оно, вот! Бля буду — она!

— Фамилия какая?

— Фамилия… — замялась.

Я взял её за локоток.

— Прямо здесь, прямо сейчас напополам тебя сломаю, если не скажешь.

В глазах испуг. О, этот сладостный испуг в глазах людей!

— Кобякина. Вроде бы.

— А не Кобякова?

— Да, Кобякова. Точно.

— Галя?

— Галя.

Ага! Я же знал, что найду её! Я же чувствовал! Меня звёзды ведут.

— Что с ней? — задышал я бабе в лицо.

— Не знаю, честно не знаю, — отвечала она скороговоркой. — Она исчезла несколько дней назад и сразу же квартира загорелась.

Без неё горела. Ну правильно, что этой проститутке будет. Она заговорённая.

— Почему загорелась?

— Сжёг кто-то.

— Кто?

— Ой, да не знаю я. Отпустите меня, пожалуйста! Я с ней не общалась совсем.

— Кто сжёг?!

— Люди какие-то. Искали её, расспрашивали. Они не с вами разве?

В шаге, буквально в шаге от неё. Где теперь искать?

Схватил бабу за загривок.

— Куда уехали, говори живо!

— Ой, да не знаю я! — завизжала та. Заплакала.

Так ничего и не сказала. Видимо, действительно не знала. Пришлось её оставить.

— Забираю мотоцикл, — говорил я деду. — Открывай сарай.

Тот пропустил меня во двор. Стал открывать замок.

— Забираешь? — бормотал. — Вот и слава богу. И мне, и тебе спокойнее.

Где искать её теперь, где? Куда могла поехать? Назад? Нет, там жить негде. Куда ещё, куда?

Ни память, ни воображение ответов не давали.

Дед выкатил из сарая мотоцикл.

А нужен ли мне он? Что с ним делать?

— Слушай-ка! — говорю. — Может, купишь его. Я же вижу: тебе позарез мотоцикл нужен.

— Нет, — выпучив глаза, бормотнул он. — Не нужен.

— Да ладно, брось! Детям подаришь, внукам. Всего за пять тысяч отдам.

Дед закрывал сарай.

— Нет у меня пяти тысяч. А если хочешь продать — тут недалеко барахолка есть автомобильная. Там его у тебя с руками оторвут.

— Это где, в посёлке?

— Нет, за посёлком. Километра три по трассе. Полянка там, вот и стоят. Кто с машиной, кто с мотоциклом, кто с велосипедом.

Злишь ты чё-то меня, дед. До глубины души злишь. А не побить ли тебя?

— На меня не злись, — словно читая мои мысли, ответил он. — Я тебе зла не желаю.

Ладно, решил я, он мне помог, надо его отблагодарить.

— Держи дивидишник, — протянул старику пакет с плеером.

Нахер я его вообще брал?

— Что это? — удивился он.