Каждому свое • Американская тетушка - [33]

— Если только это была не потаскуха, — добавил его превосходительство Лумия.

— Ну, знаете, такой человек, как он, не мог иметь дела с потаскухами, — сказал синьор Ромерис.

— О, мой дорогой Ромерис, вы даже не представляете, сколько солидных, культурных и серьезных людей ищут общества потаскух, — сказал его превосходительство Лумия. — Верно другое, потаскуха назначила бы ему свидание у себя дома или в гостинице, а в кафе встречаются лишь влюбленные.

— Суть дела в следующем, — изрек барон. — Очевидно, у него было назначено свидание здесь, в кафе, он прождал два часа, но женщина не пришла. Тогда он ушел, сказав, что идет на станцию, и исчез. Если он ждал женщину в кафе и наконец решил, что та его просто надула или не пришла по каким-то серьезным причинам, как он, по-вашему, должен был поступить? Учтите при этом, что он был обеспокоен или оскорблен. Тут возможны три гипотезы: первая, он вернулся домой и лег в постель, полный разочарования или тревоги; вторая, он пошел домой к женщине потребовать объяснения, а с ним разделались; третья, он взял и бросился с крепостной стены либо под поезд. Но поскольку домой он не вернулся, сохраняют силу лишь две последние гипотезы. Если он сидел здесь, чтобы убить время перед встречей, тогда невольно напрашивается такое предположение — на месте свидания Лаурану ждал муж, брат или отец этой женщины, который и прикончил его в два счета.

— А не приходит ли вам на ум другая, менее романтическая, но более правдоподобная версия? Свидание с этой горячо желанной женщиной состоялось, и с нею он забыл о матери, о школе — словом, обо всем на свете?.. Разве так не могло случиться? — сказал его превосходительство Моска.

— Не думаю... Такой спокойный, уравновешенный человек! — возразил синьор Ромерис.

— Вот именно, спокойный, — многозначительно протянул его превосходительство Лумия.

Следователь встал.

— У меня голова кругом идет, — сказал он.

Рассуждения барона, действительно четкие, весьма логичные, привели его в полнейшую растерянность. Попробуй разыщи всех женщин, с которыми Лаурана мог иметь длительную или мимолетную связь!

Начнем с учениц: нынешние девицы пятнадцати—восемнадцати лет на всякое способны. Затем — коллеги. Далее — матери учениц и учеников, по крайней мере более или менее симпатичные и моложавые. И, наконец, проститутки, те, что прежде назывались «содержанками», и дешевые шлюхи. Да, тут сам черт ногу сломит. Конечно, если только профессор не объявится сегодня-завтра, словно мартовский кот, вдосталь погулявший ночью по чужим крышам.

Но профессор лежал под кучей шлака на дне заброшенной серной шахты, как раз на полпути между районным центром и родным городком.

Глава восемнадцатая

Восьмого сентября в городке был праздник юной девы Марии. Статую юной девы, украшенную золотом и драгоценностями, торжественно пронесли по улицам под громкие звуки оркестра, от которых, казалось, дрожали стены домов. В небо взлетали бенгальские огни, в домах жадно истреблялись жареные поросята и поедались горы мороженого. В этот торжественный день каноник Розелло по обычаю собрал у себя друзей в честь юной девы Марии, алтарь которой в главной церкви он предпочитал всем остальным. Этот домашний прием был традиционным, но в прошлом году его пришлось отменить из-за траура по случаю убийства Рошо. Но теперь, когда в августе исполнился год с момента трагической гибели, двери дома каноника снова открылись для гостей. Тем более что он рад был сообщить друзьям о предстоящей помолвке своего племянника адвоката с племянницей Луизой. Их свели, говорил всем каноник, людская злоба и воля господня, которой он смиренно покоряется.

— Я подчиняюсь велению небес, — объяснил он дону Луиджи Корвайя. — Господь знает, что я упорно противился их браку. Ведь они росли под одной крышей, словно брат и сестра. Но после столь ужасной трагедии это будет уже акт милосердия. Понятно, семейного милосердия. Мог ли я позволить, чтобы бедная моя племянница, молодая, красивая женщина, провела одна с ребенком на руках остаток жизни? А с другой стороны, легко ли ей в наше время найти мужа, который бы не позарился на ее добро и был бы столь благороден и сердечен, что считал бы девочку своей дочерью? Трудно, весьма трудно, мой дорогой дон Луиджи... И тогда мой племянник, который, честно говоря, не помышлял о браке, решился, нет, не пожертвовать собой, упаси боже, но на этот добрый, милосердный поступок.

— Милосердный, черт побери! — рявкнул сзади полковник Сальваджо, услышавший последние слова каноника.

Каноник в гневе и замешательстве мгновенно обернулся, но, увидев полковника, улыбнулся и сказал с мягкой укоризной:

— Ах, полковник, полковник, вы просто неисправимы.

— Простите меня, дорогой! — воскликнул бравый вояка. — Ваше одеяние наводит вас на мысли о милосердии, а мне, старому грешнику, это представляется в ином свете. Синьора Луиза женщина, а ваш племянник-адвокат — мужчина что надо. Вот я и говорю, какой мужчина, если только он настоящий мужчина, устоит перед красотой...

Шутливо погрозив ему пальцем, каноник удалился. И тогда полковник, куда более откровенно, пояснил дону Луиджи: