Каждая ночь – твоя - [49]

– Твои описания приводят меня в восторг.

У Эвис перехватило дыхание. Она повернулась и робко подняла на него глаза.

– Ты правда так думаешь? – От похвалы Бэннинга щеки её слегка порозовели.

– Конечно. Из тебя получилась замечательная писательница! – Бэннинг шутливо растрепал ей волосы. – Жаль, что Бог не наделил меня таким же даром!

– А твои музыкальные способности? – запротестовала она. – А вот я в отличие от тебя не умею даже держать в руках инструмент и не знаю ни одной ноты.

– Спасибо, я польщен. А теперь предлагаю вернуться к работе.

Эвис улыбнулась:

– Ну и кто из нас больше похож на строгого школьного наставника?

Снова уткнувшись в рукопись, она сделала карандашом несколько пометок, чтобы не забыть, о чем станет писать, когда снова засядет за работу. Потом вернула лист с пометками Бэннингу и вопросительно посмотрела на него, ожидая, что он скажет.

– Прекрасная мысль, – одобрительно кивнул он.

– Это тебя нужно благодарить, – улыбнулась она.

– Нет, нет, это твоя собственная идея, – запротестовал он. – Когда читаешь рукопись, сразу становится понятно, в каком направлении должен развиваться сюжет. Ты заранее чувствовала это, когда писала.

Эвис до сих пор поражалась тому, как это она, почти целый год обсуждая с Эмори рукопись романа, так и не смогла понять, в чем ее ошибка. А вот Бэннинг сразу же сообразил, где слабое место ее сюжета, – и сделал это, прочитав рукопись всего лишь до тридцатой страницы.

Какая-то смутная мысль промелькнула в ее голове… настолько невероятная, что допустить такое казалось чудовищным. Эвис потрясла головой. Нет, подумала она, Эмори не мог намеренно водить ее за нос.

Бэннинг уже не сомневался, что из них получится прекрасная пара. Единственное, что его смущало, – это то, что он до сих пор не мог придумать, как заговорить с ней на эту тему. Они были знакомы много лет, и он хорошо знал, что Эвис предпочитает оставаться незамужней, наслаждаясь той относительной свободой, которую дает ей статус старой девы. Но не может же она хотеть этого вечно, возмущался он. Она ведь нормальная женщина. В конце концов, когда-нибудь ей захочется иметь детей. Проведя с ней десять дней, Бэннинг чувствовал, что Эвис Коупли прочно вошла в его жизнь, при этом он не мог взять в толк, когда это случилось.

Он никогда не думал, что станет испытывать к своей будущей жене чувство, похожее на любовь. Он считал, что это невозможно, но теперь не был так уж уверен в этом. Строя планы на будущее, он предполагал, что в один прекрасный день встретит женщину, которая будет отвечать всем требованиям, которые он предъявлял к будущей жене. И если ему очень повезет и она окажется достаточно умна, то он найдет в ней прекрасную собеседницу, которая не будет сводить его с ума бессмысленными разговорами. Но ему и в голову не могло прийти, что он может влюбиться в нее.

Лежащая рядом с ним Эвис едва слышно простонала во сне. Бэннинг, приподнявшись на локте, с беспокойством вгляделся в ее лицо. На лбу Эвис залегли глубокие морщины. Внезапно она вздрогнула и умоляюще вытянула руки, словно защищаясь от какой-то неведомой опасности.

– Нет… нет… Папа, прошу тебя, не надо!

Бэннинг с тревогой следил за ней. Похоже, преследовавший ее во сне кошмар прекратился – тело Эвис расслабилось, выражение страха исчезло и лицо ее вновь стало спокойным. Оставалось только гадать, что такого сделал во сне ее отец, чтобы так напугать ее.

Ресницы Эвис затрепетали. Моргнув, она открыла глаза и, увидев, склонившегося над ней Бэннинга, слабо улыбнулась.

– Доброе утро, – чуть хриплым со сна голосом проговорила она.

– Доброе утро, дорогая. Тебе приснился страшный сон?

Эвис удивленно распахнула глаза, похожие на теплый янтарь.

– Откуда ты знаешь? – подозрительно спросила она.

– Догадался, – хмыкнул Бэннинг. – Ты разговаривала во сне.

– Я разговаривала? И что я говорила?

– Хм… попытаюсь припомнить. Что-то вроде «Нет… нет… Папа, прошу тебя, не надо!».

Эвис словно окаменела.

– Это все? Я больше ничего не говорила?

– Нет.

Она заметно расслабилась.

– Знаешь, а я ведь даже не помню, что это был за сон. Правда, странно?

Бэннинг молча кивнул. Еще как странно, угрюмо подумал он. Он был готов поклясться, что Эвис солгала – она прекрасно помнила, что ей снилось, однако не хотела, чтобы об этом знал он. Но почему?

– Чем собираешься заняться сегодня? – голосом сирены-обольстительницы поинтересовалась она.

Бэннинг ответил не сразу. Он очнулся, только когда она протянула руку и ласково провела кончиками пальцев по его заросшей щетиной щеке.

– Начну с того, что побреюсь, – хмыкнул он. – Иначе, если я этого не сделаю, ты уедешь отсюда вся исцарапанная до крови.

Эвис насмешливо показала ему язык.

– А тебе, между прочим, нужно еще заново переписать одну сцену в романе, – напомнил он. – Вот другая, в парке с Хейвудом, получилась замечательно. – Бэннинг, вскочив с постели, принялся одеваться.

– У меня был прекрасный учитель, – промурлыкала она.

Не сводя с Бэннинга глаз, Эвис медленным движением потянула вниз прикрывавшую ее тело простыню, пока не показался сначала один похожий на розовый бутон сосок, а вслед за ним и другой. Простыня мучительно медленно сползала с нее, дюйм за дюймом приоткрывая ее нежную кожу, цветом похожую на слоновую кость, и для Бэннинга это было ужаснее любой пытки. Когда же из-под простыни показался треугольник темных волос, он окончательно понял, что пропал.