Казанова в России - [12]

Подводя итоги пребывания Казановы в России, можно сказать, что он вел активную светскую жизнь, посещал парады и смотры, которые почитались в высшем свете наилучшим развлечением, а после этого всегда следовал грандиозный банкет. Да, он докучал императрице Екатерине своими проектами. Но все безрезультатно, ибо он совершенно не был знаком с российским менталитетом. Как уже говорилось, Казанова приехал в Россию незваным гостем, а русские этого не любят. Екатерина II в начале своего царствования пригласила в страну иностранных колонистов для заселения Поволжья и юга страны, предоставив им весьма щедрые льготы. Но этот «массовый призыв» себя не оправдал: только трудолюбивые немцы закрепились в Поволжье, зато огромное количество всякого сомнительного сброда осело в обеих столицах, превратившись, в лучшем случае, в парикмахеров и домашних учителей. В результате, ко времени приезда Казановы ставка была сделана на индивидуальные вызовы иностранцев, которых императрица приглашала лично. Речь шла преимущественно об ученых. Если бы Казанова знал об этом, он мог бы подготовить почву для своего приглашения, и тогда все сложилось бы совершенно иначе. Однако его подвело незнание и, в который уже раз, излишняя самонадеянность.

Императрица Екатерина II.

Во-вторых, все «теплые места» при Екатерине уже были заняты людьми, доказавшими ей свою личную преданность, и стать еще одним фаворитом было крайне сложно, так как личные качества в этой системе не имели решающего значения. В результате Казанове могло чудом перепасть лишь место какой-нибудь «шестерки», а это его никак не устраивало. Ставка на масонские связи также себя не оправдала, так как Екатерина весьма настороженно относилась к тайным ложам, считая их «опасной эпидемией».

Ввела в заблуждение Казанову и обманчивая ласковость императрицы. Внешне она была очень любезна со всеми, на деле же Екатерина была настоящий кремень, и склонить ее к чему-то, что ей не нравилось, не удавалось никому. Хорошо еще, что он не попытался соблазнить императрицу алхимией, Каббалой и прочими своими фокусами – Екатерина все это строго порицала. Короче говоря, если хочешь достичь успеха, мало верить в самого себя. Надо к этому основательно подготовиться и не идти против течения. Скорее – наоборот… И желательно по головам.

Казанова уехал из России 15 сентября 1765 года. Теперь он направился в Польшу, и 10 октября его уже видели гуляющим по улицам Варшавы. Там все пошло по заранее отработанному в Европе сценарию: сначала всех безумно интересовал его рассказ о побеге из тюрьмы Пьомби, и в гостях у князя Адама Чарторыйского он даже встретился с последним польским королем Станиславом-Августом Понятовским. Однако очень скоро одна и та же история, рассказанная, наверное, уже тысячу раз, стала надоедать, и Казанова стал подумывать об отъезде, как вдруг ему представился шанс пополнить свой репертуар еще одним «героическим повествованием». В то время в Варшаве с успехом танцевали две итальянки: Анна Бинетти и Тереза Касаччи. Их ожесточенное соперничество на сцене раскололо польское общество. Казанова был знаком с венецианкой Анной Бинетти и ничего не имел против нее, но в данном случае принял сторону Терезы Касаччи. Как говорится, ничего личного, просто она нравилась ему чуть больше. Уязвленная Бинетти решила публично унизить своего бывшего поклонника (во всяком случае, она его таковым считала) и подбила на это своего польского любовника графа Ксаверия Браницкого, служившего полковником в уланском полку и камергером при дворе. После спектакля граф

Браницкий пришел в гримерку Анны Бинетти, в тот момент Казанова как раз был у нее. Ну, был – это слишком громко сказано. Он просто остановился у гримерки Бинетти, дверь которой была открыта, и даже не успел обменяться с ней и парой слов. Увидев Браницкого, Казанова вежливо поклонился и собрался уже пойти в гримерку Терезы Касаччи, куда он, собственно, и направлялся, но тут граф нарочито громко сказал: – Сознайтесь, господин Казанова, что я явился некстати. Вы ухаживаете за этой дамой? – А что, разве она недостаточно обаятельна для этого? – не растерялся Казанова. – Она до такой степени обаятельна, что я объявляю вам, что влюблен в нее и не потерплю рядом соперника. – В таком случае, – миролюбиво сказал Казанова, – я скромно удаляюсь. Однако граф, окинув его презрительным взглядом, все так же громко объявил: – Я считаю трусом всякого, кто оставляет занятую позицию при первой же угрозе. Казанова еле сдержался. Собрав всю волю в кулак, он в ответ лишь пожал плечами и пошел по коридору. Не успел он сделать и четырех шагов, как вслед ему донеслось: – Жалкий венецианский трус!

Оставлять подобное без ответа было нельзя, и Казанова крикнул: – Граф Браницкий, я вам докажу, где и когда вам будет угодно, что венецианский трус и не думает бояться польского вельможи. Дело, конечно же, завершилось дуэлью, на которую Браницкий, как и положено, прибыл в сопровождении своих адъютантов. У Казановы никаких секундантов не было. – Вы были когда-нибудь военным, господин Казанова? – спросил граф. – Да, был, но зачем этот вопрос? – Просто так, чтобы поддержать разговор.