Казанова - [93]

Для европейского читателя, однако, Екатерина II, носившая титул «Императрица и Правительница всея Руси», в 1765 году оставалась в пределах России, и потому здесь нет противоречия с художественным приемом автора, помещающего императрицу в повествовании на окраину ее империи в соответствии с моментом вступления туда героя рассказа.

Казанова прибыл в Санкт-Петербург 21 декабря 1764 года, в день зимнего солнцестояния, когда солнце стоит над Невой в течение лишь пяти часов с четвертью. Все в России смущало его. Он нанял франкоговорящего камердинера-казака и снял жилье на Милионной улице, идущей от Зимнего дворца к Летнему саду. Это было фешенебельное место для иностранцев, в центре, но не бросающееся в глаза, поскольку находилось позади фасадов зданий, как тех, что смотрели на Неву, так и других, обращенных на Невский проспект. В своих комнатах он с удивлением обнаружил, что российские печи оказались неспособными хорошо прогреть помещение. Ему пришлось купить мебель, поскольку ему не предоставили ничего. И, собираясь непринужденно общаться благодаря прекрасному знанию французского языка и проживанию в квартале, где имели жилье многие итальянцы, французы и британцы, он увидел, что в городе все говорят на немецком языке, который Джакомо с трудом понимал.

Санкт-Петербургу, столице страны с населением в двадцать восемь миллионов человек, едва исполнилось шестьдесят лет, и здесь жила подавляющая часть полумиллионной российской аристократии. «Младенчество» Юрода, как выразился Казанова, придавало ему вид «руин, созданных с Определенной целью». Будучи венецианцем, он мог заметить ту поспешность, с которой возводились здания на ненадежной болотистой почве. Аксонометрические карты того периода свидетельствуют о наспех построенных в столице дворцах, церквях среди огородов и рынков, шатких мостах, деревянных фасадах и мостовых. Это был оживленный порт и новейшая столица Европы, экспортирующая сырье империи — железо, кожу, коноплю и парусину. По словам одного посла, здесь пахло рыбными заводами и ревенем. Тем не менее вскоре Джакомо распаковывает вещи и начинает искать театральных контактов, масонов и возвышения в обществе, благодаря множеству рекомендательных писем, которые получил после отъезда из Лондона. Придя с одним из них к полковнику Петру Ивановичу Мелиссино (греку на службе в русской армии и бывшему любовнику синьоры да Лольо), Казанова через цепочку письменных рекомендаций сводит знакомство с двадцатишестилетним офицером Степаном Зиновьевым. Зиновьев был двоюродным братом могущественных братьев Орловых, причастных к перевороту, вознесшему в 1762 году Екатерину II на престол, а один из братьев, Григорий, пользовался влиянием, будучи фаворитом царицы.

Зиновьев был другом британского посланника, сэра Джорджа Макартни, «красивого молодого человека большого ума» (ему было двадцать восемь лет), который «имел английскую дерзость» сделать беременной одну из фрейлин царицы. За этот проступок, в конечном итоге, он был отозван в Лондон, а его возлюбленную сослали в монастырь. Знакомой фрейлины была некая мадмуазель Сивере, которая отличалась более осмотрительным поведением и вышла замуж за князя гораздо моложе себя, за Николая Путяткина. Сивере дружила с певцом-кастратом Путини, который привез в Санкт-Петербург Галуппи, знавшего мать Казановы. Таким образом, в Санкт-Петербурге стал формироваться привычный Джакомо круг общения, состоявший из армейских офицеров, эмигрантов из Италии и Греции и, конечно же, из местных театралов, прибывших большей частью из Франции и Италии. Джакомо возобновил контакт со своим пражским знакомцем Джованни Локателли, миланским театральным импресарио, который в Санкт-Петербурге стал управляющим рестораном в бывшей императорской резиденции Екатерингофе. В этом ресторане, «по рублю с гостя, без вина», подавали «превосходные блюда». Кроме того, Казанова также познакомился с обществом города благодаря банкиру-греку Деметрио Папанелопуло, который каждый день приглашал итальянца к себе на обед, видимо, ради приятной компании и общения с вновь встретившейся в Санкт-Петербурге богемой.

Казанова вскоре выяснил, что знакомые ему итальянские танцовщицы имеют влиятельных друзей. Джованна Мекур, урожденная Кампи из Феррары, была танцовщицей и содержанкой, но представила его статс-секретарю Екатерины. Иван Перфильевич Елагин, в честь которого теперь называется остров, был также главным масоном Санкт-Петербурга, у него был грот для проведения тайных каббалистических церемоний, располагавшийся под водным павильоном его дачного имения. Несомненно, Казанова хорошо был об этом осведомлен, поскольку стал близким сподвижником Елагина, а через него и графа Панина, который имел сомнительную честь быть причастным к убийствам Петра III и Павла II, мужа и сына царицы соответственно. Вероятно, именно через Елагина Казанова узнал, что Дашкова — женщина, бывшая правой рукой Екатерины во время переворота и получившая известность как глава академии наук в России — не была любовницей Панина, как часто утверждали, но была его дочерью. Дашкова и Казанова вскоре познакомились; а благодаря графу Панину в итоге Казанова был представлен самой царице.