Казанова - [81]

Из Гренобля Казанова отправился в Авиньон, чтобы увидеть места, связанные с Петраркой, и задержался на маршруте южнее, желая просто недорого развлечься. Провинциальный театр обеспечил ему легкий доступ к авиньонскому полусвету, где он встретился с сестрами-актрисами Маргаритой и Розали Астрбди. С Маргаритой он уже переспал в Париже, а с Розалии завел экзотический любовный треугольник с участием ее горбатого костюмера. В Авиньоне он также представил себя некой паре, по фамилии Стюард, жившей в той же гостинице. В то же самое время, пока Казанова опустошал свой кошелек в погоне за театральным развратом он ссужал деньги и безденежным Стюардам, к которым испытывал обычное сочувствие. Эта пара состояла в тайном браке, возможно, и муж, и жена имели других законных супругов, и их история, открывая нашего героя с другой стороны, дополняет портрет беззаботного и аморального распутника Казановы. В течение нескольких месяцев он помогал людям скрываться, пристраивал ребенка в воспитательный дом, оказался замешан в случайном убийстве, развратничал с двумя актрисами (не говоря уже о горбатом костюмере), был тронут до слез судьбой женщины-беглянки и отдал ей большую часть своих постоянно оскудевавших средств.

Он ездил в Марсель, а затем в Антиб, где оставил недавно купленный экипаж — который заберет обратно через три года, — чтобы поехать на felucca вниз по итальянскому побережью. Он взял с собой служанку из Марселя, ею стала Розали, которую приодел и представлял как свою компаньонку. Они высадились в Ницце, из-за плохой погоды, а потом прибыли в разгар лета в Геную и сразу столкнулись со звездой венецианской комедии дель арте Гритти, немедленно признавшей Казанову.

Он [Казанова] прибыл из Антиба в великолепном экипаже и в компании еще одной путешественницы [Розали]. Гритти [знаменитый Панталоне] увидел его и побежал к нему с распростертыми объятиями. Авантюрист вдохнул воздуха и, бросив строгий взгляд, сказал: «Вы ошибаетесь, я — шевалье де Сенгальт». [Гритти] был поражен, но, прежде чем он смог оправиться от удивления, псевдо-рыцарь подмигнул ему, как бы желая сказать: «Слушай, смотри и молчи».

Так путешествовал Казанова. Венецианец Луиджи Гритти скоро стал должным образом общаться с Казановой, поняв необходимость подыграть Джакомо с его импровизированным титулом. Казанова предложил ему свой перевод на итальянский язык пьесы Вольтера «Шотландка», которую хотел ставить Пьетро Росси, менеджер Гритти. Несколько позднее тем же летом Казанова выступал на сцене, читая свой текст и играя одну из ведущих ролей, Мюррея.

Из Генуи зимой он отправился во Флоренцию, Рим и Нет аполь, по дороге через Ливорно и Пизу. Джакомо захотел на Рождество остановиться во Флоренции. Там Беллино, выступавшая под именем Терезы Ланти, представила ему его шестнадцатилетнего сына, Чезаре Филиппо. Нетрадиционные семьи находили понимание у британского консула, Горация Манна, проживавшего во Флоренции с 1737 года и позднее ставшим поклонником литературных произведений Казановы. В давних традициях английской любви ко всему итальянскому консул собирал антиквариат и изучал итальянский язык — он оставил свою подпись на «Илиаде», подписанной Казановой, а венецианец оставил неплохое описание консульских садов, картин и благородной жизни джентльмена.

В этот момент течение жизни Казановы почти перевернула очередная случайная встреча, на сей раз с политиком* священнослужителем, которого он знавал в молодости в Ватикане, с португальским аббатом по фамилии де Гама, который предложил Джакомо поработать на португальцев на предстоящем конгрессе в Аугсбурге, в связи с перераспределением сил в Европе по случаю окончания Семилетней войны. Между тем у Казановы снова кончаются деньги, и он вынужден покинуть Флоренцию после финансового скандала, в котором оказался замешанным (так свидетельствует уцелевшее полицейское досье, хотя, возможно, Джакомо был невиновен). В итоге на Рождество он очутился в Риме.

Прошло пятнадцать лет, как он уехал отсюда, однако он снова направился на Пьяцца ди Спанья и нашел ее мало изменившейся. Он расположился на вилла де Лондрез в нижней части Испанской лестницы, по рекомендации своего брата, Джованни, ставшего художником, как и Франческо, учившегося в Риме под руководством Рафаэля Менгса. Именно благодаря Джованни в этот приезд Казанова открыл для себя несколько иной Рим. Он проводил время с Менг- сом, руководителем Римской академии живописи, а также с Иоанном Винкельманом, который, как считается, оказал огромное влияние на создание стиля, теперь известного как неоклассицизм. Винкельман был хранителем огромной коллекции древностей на попечении кардинала Александра Альбани, на вилле Альбани. Казанове устроили индивидуальную экскурсию, он познакомился с коллекцией произведений искусства и увидел процесс работы над потолком, который расписывал Менгс, а также работы своего брата для книги Винкельмана «История искусства древности».

Казанова, постепенно превращавшийся в библиофила, также снова отправился в библиотеку Ватикана и представился ее куратору, кардиналу Пассионеи, презентовав ему великолепно оформленный фолиант «Pandectorum liber unir cus», которая и в наши дни хранится в коллекции Ватикана. В ответ Джакомо был удостоен аудиенции у нового папы, Климента XIII, которого Джакомо рассмешил, как и его предшественника когда-то, рассказами о братьях монахах. Папа и Казанова когда-то встречались мельком в Падуе, а семейное палаццо будущего венецианского папы находилось прямо напротив дворца Малипьеро и кампо Сан-Самуэле, где ребенком играл Казанова. Как представляется, именно из-за дара библиотеке, а не благодаря удивительным шуткам итальянца папа наградил его орденом Золотой-шпоры. Это была не самая высшая честь, но нечто выдающееся для сына актрисы и, кроме того, давало Казанове право носить титул «шевалье», под которым он путешествовал на протяжении нескольких лет.