Казан, благородный волк - [8]

К вечеру он увидел на снегу следы, очень похожие на его собственные. Они были совсем свежие, и от их теплого запаха Казан заскулил. Желание сесть и завыть по-волчьи все росло в нем по мере того, как сгущались ночные тени в лесу. Казан был на ногах весь день, но усталости не чувствовал. Люди были далеко, а лесные сумерки чем-то странно будоражили Казана. Волчья кровь бежала в нем все быстрее. Ночь наступила ясная; на небе высыпали звезды, взошла луна. И наконец Казан сел на снег, поднял голову к верхушкам елей, и волчья его душа излилась наружу — у него вырвался протяжный, заунывный вой, который на мили вокруг разнесся в тихом ночном воздухе.

Долго просидел Казан прислушиваясь. Теперь у него был голос, голос с новым, необычным звучанием, и это придавало ему еще большую уверенность в себе. Казан ждал ответа, но его не последовало. Только впереди из кустарника выскочил лось и понесся прочь от этого страшного воя; рога лося, стукаясь о ветви деревьев, выбивали частую дробь.

Дважды еще Казан посылал к небу свой клич: ему доставлял удовольствие этот новый призвук в собственном голосе. Потом он снова побежал вперед. Вскоре он оказался у подножия каменистого склона. Оставив болото, он начал взбираться наверх. Там, наверху, звезды и луна казались ему ближе. По другую сторону хребта Казан увидел широкую равнину, замерзшее озеро, сверкавшее при свете луны, и выбегающую из озера белую реку, которая терялась в зарослях не таких густых и темных, как на болоте.

И вдруг каждый его мускул напрягся, сердце бешено забилось: откуда-то издалека, со стороны равнины, донесся вой, такой же, как его, — волчий! Челюсти Казана щелкнули, белые клыки засверкали, он зарычал. Ему хотелось ответить, но инстинкт дикого зверя уже овладевал Казаном, и этот инстинкт говорил ему, что вой, который он сейчас услышал, не призывный, а какой-то иной.

Через час Казан снова ясно и отчетливо расслышал вой, протяжный вначале и обрывающийся резким, коротким лаем. Казана мгновенно охватило неведомое ему доселе возбуждение. Все тот же инстинкт подсказал ему, что этот зов — приглашение на охоту. Через несколько минут вой повторился, и на этот раз где-то совсем близко, у подножия холма, раздался ответный вой. А за ним еще один, но уже так далеко, что Казан едва расслышал его. Стая собиралась на ночную охоту.

Казан сидел тихо и дрожал. Он не испытывал страха, но и не был еще готов идти туда, к ним. Гряда холмов, казалось, расколола его мир надвое. Впереди его ждала новая, необычная жизнь без людей. Но что-то тянуло его и обратно, и он вдруг повернул голову назад, посмотрел на освещенную луной равнину позади себя и заскулил. Теперь он скулил совсем как собака. Там, позади, осталась его хозяйка. Казану все еще слышался ее голос, он ощущал прикосновение ее нежной руки, видел тепло и ласку в ее глазах. Она звала его через все леса, и этот зов был так же силен, как искушение спуститься на равнину. Там, позади, рядом с женщиной он видел мужчин, которые ждали его с дубинками, слышал щелканье бичей и чувствовал режущую боль их ударов.

Долго еще оставался он на вершине гряды, разделяющей его мир надвое. Потом наконец повернулся и стал спускаться на равнину.

Всю эту ночь Казан старался держаться поблизости от охотящейся стаи, но совсем близко не подходил. Эта осторожность спасла Казана: ведь на нем еще сохранились запахи упряжки и человека и волки не приняли бы его — они разорвали бы его в клочья. Самый сильный инстинкт у дикого зверя — инстинкт самосохранения. И этот отголосок жизни диких предков заставлял Казана то и дело валяться в снегу там, где следов стаи было особенно много, — ему надо было пропитаться волчьим запахом.

Той ночью стая убила на берегу озера оленя и пировала почти до рассвета. Казан все время держался против ветра. Запах крови и теплого мяса щекотал ему ноздри, его острый слух различал даже хруст костей. Но инстинкт был сильнее искушения. Только когда стало совсем светло и волки разбежались кто куда по равнине, Казан подошел к месту пиршества. Он не нашел ничего, кроме залитого кровью снега и разбросанных костей. Но он вывалялся в этом снегу и оставался здесь целый день. Зато следующей ночью, едва луна и звезды снова вышли на небо, Казан уже без страха и колебаний объявил о своем существовании новым друзьям с большой равнины.

В эту ночь волчья стая снова охотилась — возможно, уже другая стая, которая начала охоту в нескольких милях отсюда и, преследуя лань, достигла замерзшего озера. Было светло, как днем, и с опушки леса Казан первым увидел, как на расстоянии четверти мили от него на лед озера выбежала преследуемая лань. Стая из дюжины волков уже приняла свое роковое построение в форме подковы, и два вожака бежали почти на одном уровне с ланью, по обе стороны, готовые замкнуть круг.

С резким лаем Казан вырвался из темноты. Он находился как раз на пути бегущей лани и кинулся к ней с быстротой молнии. Лань заметила Казана и рванулась вправо, но тут ее ждали оскаленные клыки одного из вожаков. Казан достиг цели одновременно с ним и повис, вцепившись в мягкое горло лани. Рычащая стая плотной кучей навалилась сзади, и лань упала. Казан очутился под ней, ее вес тяжело давил на него, но Казан не разжимал челюстей. Ведь это была его первая большая добыча. Кровь его бурлила, он рычал сквозь стиснутые зубы.