Казаки. Между Гитлером и Сталиным - [69]
Даже генерал П.Н. Краснов начал питать иллюзии, будто немецкий оккупационный режим вовсе не так страшен, что у казаков большое будущее в «Новой Европе». «Имею сведения, — пишет он 26 сентября 1942 года атаману Балабину, — что на Дону: Новочеркасск совсем не разрушен и в нем нормальная идет жизнь, под управлением атамана Округа и городского головы, что собор, кроме куполов, с которых снята покрышка, цел, и в нем идут торжественные Богослужения, что Ростов разрушен только на 16 %, что станицы восстанавливают свою жизнь и прежде всего восстанавливают свои храмы, а там, где они вовсе разрушены, приступили к постройке новых храмов, что примерно 2/3 казаков остались живы. Они скрывались в других губерниях, как рабочие и шахтеры, и теперь возвращаются в родные станицы. В станицах избраны Атаманы, в округах Окружные атаманы, работающие с Германской Комендатурой в полном согласии, что более семи тысяч пеших и конных казаков сражаются вместе с немцами за свободу Тихого Дона, что по всем станицам учреждены станичные дружины, пешие и конные, которые борются с местными коммунистами… Да будет и дальше так! Да встанет Тихий Дон, и светлая Кубань, и бурный Терек, и станут жить так, как жили много сотен лет тому назад верные заветам предков»[252].
Те же, кто не мог жить с сознанием своей второсортности, с ежеминутным ожиданием смерти или надругательства, шли в партизаны и приближали в меру своих сил и возможностей день освобождения от немецких захватчиков. Но, как это часто бывает, тяжелее всех приходилось простым, мирным людям, которые хотели только одного — чтобы им не мешали спокойно жить и работать. Именно эта часть казачества, порой не зная о том, что в соседней станице действует новое «казачье» правительство, и уж подавно не зная, что они «истинные арийцы», голодала и была вынуждена отдавать последнее проходящим немецким частям, казачьим формированиям или партизанским отрядам. Именно на их плечи ложились все тяготы немецкого оккупационного режима. А о том, что он не был таким уже легким, как его иногда пытаются представить, свидетельствуют даже немецкие документы. Например, в письме-рекомендации Мартина Бормана Альфреду Розенбергу от 23 июля 1942 года относительно политики на оккупированных территориях, которое было написано по поручению Гитлера, говорится буквально следующее: «…Опасность, что население оккупированных восточных территорий будет размножаться сильнее, чем раньше, очень велика… поэтому мы должны принять необходимые меры против размножения не немецкого населения… Например, ни при каких условиях не должны проводиться прививки и другие оздоровительные мероприятия… По мнению фюрера, вполне достаточно обучать местное население… только чтению и письму. Ни в коем случаемы не должны какими бы то ни было мероприятиями развивать у местного населения чувство превосходства! Необходимо делать как раз обратное! Вместо нынешнего алфавита в будущем в школах надо ввести для обучения латинский алфавит»[253]. В качестве еще одного примера, очень точно характеризующего все тяготы немецкого оккупационного режима, можно привести таблицу «Суточных продовольственных норм для местного населения на 1942/1943 хозяйственный год»[254].
Согласно этим цифрам получалось, что рабочий, занятый на тяжелых работах, получал в день чуть больше калорий, чем сидящая на диете современная женщина (1000–1200 калорий в день необходимо представительницам прекрасного пола, желающим похудеть). Если учесть, что многие из перечисленных продуктов распределялись среди рабочих лишь на бумаге, получалось, что большая часть населения, не имеющая возможности заниматься самоснабжением, постоянно голодала.
Даже в крайне предвзятой и ангажированной газете казаков-националистов «Казачий вестник» время от времени наряду с победными репортажами с оккупированных территорий публиковались статьи, в которых показывалась и негативная сторона «новой» жизни: «В первые дни торговля на Тереке начала только организовываться. Никто не знал ни цен, ни торговой политики, ни денег, ни товарных возможностей рынка. Люди приходили торговать поутру, приносили товар и вначале делали прогулку по базару для определения „курса торгового дня“. Однако так продолжалось недолго. Германскими властями было установлено соотношение стоимости между рейхсмарками и советскими деньгами (1 марка=10 рублей). Узаконено было обращение советских денежных знаков, и население призывалось к нормальной деятельности, к развертыванию свободной торговли. В последующие за этим дни и наличие продуктов и цены на базарах держались в приемлемых и благоприятных рамках… На Божий свет появились лица — юркие, алчные дельцы, для которых мутная вода — весь идеал, весь смысл их человеческой деятельности. Эти „рыцари наживы“ на горе других потащили с рынка по домам запасы муки, соли, подсолнечного масла, жиров и т. п. Начались какие-то закупки, переброски этих товаров с одного района в другой. Целое „мешочное паломничество“. Вошла в моду скупка подвоза у врат города и последующая затем перепродажа (скупленного оптом) на рынке со 100–150 % надбавкой… все это привело к немедленному вздутию цен и исчезновению ряда продуктов с базаров. С каждым днем в цифровую номенклатуру рыночных разговоров прибавлялись новые сотни рублей и дело доходило до 1000-ых цифр стоимости»
