Казаки. Между Гитлером и Сталиным - [56]

2. В XVI–XVII веках донское казачество пользовалось почти полной государственной самостоятельностью; во всяком случае, отделенные от метрополии непроходимым «диким полем», они находились вне прямого воздействия московского правительства и могли не считаться с его распоряжениями. Такое сознание политической независимости выражалось в известной приветственной формуле, в которой они обращались к московскому царю: «Здравствуй, царь, в кременной Москве, а мы, казаки, на Тихом Дону». И, несмотря на это, они считали себя русскими людьми, не отделяли себя от России и служили ей не только защитою ее южных пределов от нападения степных кочевников, крымцев и турок, но как раз в эту самую эпоху они поднесли Москве сибирское царство и город Азов. Они ни разу не изменили родине, не шли против нее ни с крымским ханом, ни с турецким султаном, ни с поляками.

Пользуясь в течение почти трех веков политической независимостью, донские казаки усвоили принципы свободы и равенства, ставшие основой их общественного устройства. Принципы эти вошли в сознание казака, в самую кровь его; он не знал ни рабства, ни крепостной зависимости и ненавидел эти институты. Бежавшим из России крестьянам и холопам всегда оказывался на Дону приют, оказывался не по каким-либо корыстолюбивым расчетам, а потому что беглецы эти пользовались у казаков равноправием, и из-за них между казаками и московским правительством возникали многие осложнения, благодаря твердо проводимому правилу: «с Дона выдачи нет». Известно, чем кончилась эта защита беженцев при Петре I.

Свобода и равенство были законами общежитья у казаков до самого последнего времени: на станичном сборе казак-генерал и казак-рядовой пользовались одинаковыми правами и одним голосом.

3. Профессор Ключевский в лекциях по истории сословий рассматривает социальный слой нашей Родины в предудельный период и утверждает, что в основу деления общества было положено отношение к землепользованию: владельцем всей земли являлся князь по праву завоевания; он давал землю тем, кто служил в его дружине, вначале в потомственную собственность, потом в пожизненное пользование; те, кто не нес воинской службы, занимался промыслами и торговлей, но не пользовался землею. Таким образом, собственником всей земли являлось государство, олицетворенное в князе, и оно могло распоряжаться ею по своему усмотрению в общенародном интересе. Ту же идею проводит в курсе гражданского права профессор Победоносцев.

Иначе обстояло дело с землями казачьими. Они получили их не от московского государя, а приобрели своею кровью в борьбе с кочевниками или заняли и культивировали земли, никому не принадлежащие. На свою землю они имеют такие же права, как государи русские на земли российские: в обоих случаях основанием владения является завоевание или право первого занятья — «Ius prima occupant». В терской казачьей песне царь Иван Грозный говорит: «подарю я вас, гребенские казаченьки, рекой Тереком, рекой быстрою… все Горынычем со притоками, от самого гребня до синя моря, до синя моря, до Хвалынского». Эта песня свидетельствует о связи между гребенскими казаками и московским царем, но ясно, что царь не мог дарить им землю, которой не владел сам — земли Терского войска приобретены самими казаками в длительной и кровавой войне с местными народами.

Итак, казачьи земли приобретены ими самими, не дарованы им государством, и поэтому им сохранить право на них и предать своим потомкам до наших даже дней.

4. Общественное устройство казаков последнего времени сохраняло в себе следы прежней свободы и относительной независимости: казаки объединялись в станицы, избирали атаманов, управлялись дедовскими обычаями, сообща владели землею, переделяя ее по мере роста населения, на собственное иждивение снаряжались на службу государству. Все войско в целом управлялось Войсковыми атаманами, которые до Петра I избирались войсковым кругом, потом стали назначаться верховной властью сначала из донских казаков, потом из неказачьих генералов. Войсковой круг, как всенародное собрание, решал важнейшие дела, касающиеся общественного благоустройства.

5. Как в древнейшие времена, так и теперь казачество мыслит себя органической частью русского народа, не отделяется от России, желает жить в ее составе и с нею вместе идти к культурному, социальному и экономическому прогрессу. Только в последний эмигрантский период казачьей жизни появились идеологи, начавшие проповедь сепаратизма и самостийничества. Они пытаются уверить казаков, что те не имеют с Россией ничего общего, что казаки — не русские, не группа нашего народа, отличающаяся только бытовыми чертами от великорусского племени, а потомки каких-то мифических бродников, или черных клобуков, тюркского происхождения, когда-то кочевавших в южных причерноморских и приазовских степях. Они утверждают, что у казаков и язык совсем особый, не русский, и вера иная; что Россия всегда угнетала, порабощала казачество, и потому настало время сбросить вековое ярмо и зажить самостоятельной свободной жизнью. Всю эту измышленную, пустую болтовню стараются внушить казакам безответственные честолюбцы, дабы увлечь их в безнадежную и пустую авантюру, в которой надеются извлечь личные выгоды. Проповедники самостийничества, подкрепляемые темными деньгами, успели увлечь за собой только ничтожную кучку казаков, неспособных разобраться в том, что им внушается; но подавляющее большинство казаков остается верно России, не допускает мысли о разрыве с нею; храня заветы отцов и дедов, хочет служить ей, как служили в течение своего четырехвекового бытия.