Казаки - [2]
Но вот П.А. Кулиш, удалившись от печатной деятель>нос>ти, в продолжение нескольких лет занялся с большим вниманием изучением истории своего края и увидал, что пре>жде многое представлялось ему в более расцвеченном виде, в более пленительных, светлых образах, чем бы следовало сообразно со строгою историческою истиною. Г. Кулиш захотел быть трезвее, относиться строже к своим ученым симпатиям и глубже вдуматься во все изгибы прошедшей жизни. Это желание г. Кулиша видно из собственных его отзывов в последних его сочинениях и вместе с тем >видно из духа, каким проникнуты его сочинения, явившиеся после десятилетнего молчания в литературе. Г. Кулиш совершенно изменил свои воззрения на все малорусское, и протекшее и современное. Можно ли обвинять его за это одно, как некоторые думают? Конечно, нет. Изменять свои убеждения не только не предосудительно, но похвально, если такое изменение совершается из любви к истине.
Но, видно, справедлива старая поговорка: гони природу в дверь, она войдет в окно. Г. Кулиш мог изменить свои взгляды на прошедшее и настоящее Малороссии, а своей природы изменить не^ мог. В произведениях с направлением, диаметрально противоположным прежнему, он остался тем же г. Кулишом, каким являлся за несколько лет, когда навлекал на себя упреки в излишнем пристрастии к казачеству. Прежде он был фанатиком уважения к малорусской старине, теперь стал фанатиком беспристрастия. И результатом этого вышло, что у г. Кулиша, в последних его произведениях, много стремлений к беспристрастию, а беспристрастия нет ни на волос.
После своего перерождения П.А. Кулиш явился с тремя томами «Истории воссоединения Руси», а в двух тетрадях «Русского Архива» за прошедший 1877 год (№№ 3 и 6) напечатал статью: «Козаки в отношении к государству и обществу» — статью, которая, заключая в более сжатом объеме те же воззрения на казачество, какие в подробности развиваются в двух последних томах его истории, так как в первом томе он по крайней мере остается наполовину прежним Кулишом и надобно сказать поистине, что его первый том составляет такое превосходное сочинение об истории южнорусского края, с которым как по таланту автора, так и по способу обработки и по верности взглядов едва ли какое другое может соперничать. Но в остальных томах почтенный автор почти везде проявляет какой-то странный дух гордыни и самомнения, с хвастовством выставляет себя напоказ, с презрением топчет в грязь предшествовавших ему тружеников по обработке малороссийской истории и, по меткому замечанию одного из наших литераторов, сделанному по прочтении его книги, напоминает собою евангельского фарисея, благодарившего Бога за то, что он не таков, как прочии человецы. Статья, напечатанная в «Русском Архиве» под названием: «Козаки в отношении к государству и обществу», может назваться катехизисом учения' преобразившегося Кулиша, и мы считаем долгом обратить внимание на эту статью и попытаться представить несколько наших замечаний по поводу вопросов, которых она касается.
Цель г. Кулиша — убедить своих читателей, что козаки были неболее, как разбойники, притом самые отвратительные по своей безнравственности и по своим злодеяниям, вовсе недостойные той идеализации с какою относились к ним некоторые писатели (а сам г. Кулиш — паче всех), а, напротив, достойные всяческого порицания _и презрения.
Действительно, всякое неумеренное восхваление, всякое поклонение перед историческим явлением прошедшей жизни заключает в себе всегда неправду, но то же самое заключает в себе и безусловное порицание и ругательство. Самая статья г. Кулиша написана не спокойным тоном исторического исследователя давно минувших времен, когда горячиться неуместно уже потому, что люди, о которых идет речь, давно не существуют; г. Кулиш является задорным, горячим обвинителем на суде, со всех сил старающимся о том, чтоб обвиняемые были осуждены; поэтому, возражая г. Кулишу, невольно принимаешь роль защитника на суде, а не излагатс:ля мнения о таком предмете, которого значение для нас уже безразлично, кроме научной правды.
Что собственно вытекает из доводов и многочисленных примеров, приводимых в статье г. Кулиша? Только то, что в казачестве были темные стороны, что у козаков были пороки. Неужели кто-нибудь прежде в этом сомневался, и неужели П.А. Кулиш открыл здесь для нас какую-то Америку? Во всех явлениях жизни человеческих обществ бывали, есть и будут светлые и темные стороны, добродетели и пороки. Козаки были люди — и у них было то же. Да и не было до того умышленно скрываемо то, на что г. Кулиш теперь указывает, как на порочное и худое. Г. Кулиш приводит в подтверждение слова песен из печатных песенных сборников. Но ведь эти песни были известны той публике, которая интересуется такого рода литературою. Собиратели (в числе их немаловажное место занимал П.А. Кулищ) не прятали слов из песен, не заменяли их места другими, более благоприятными для козаков. То же сказать следует и об исторических материалах и об исторических исследованиях: то, чем может г. Кулиш очернить козаков, представляя напоказ их порочные свойства, почерпается им из тех материалов, которые большей частью напечатаны, и едва Лй; вправе будет г. Кулиш гордиться тем, что он первый указал на темные стороны козачества: и другие, прежде него писавшие, не скрывали этих темных сторон, только давали им надлежащее положение, не выдвигая вперед за-. тем, чтоб казалось, будто у козаков, кроме дурного, ничего уже хорошего отыскать нельзя. Вообще, говоря о том, что прошло ■ и былью поросло, не следует ставить вопросов о хорошем и дурном с нашей; точки зрения, но иметь в виду: как прежние времена смотрели на совершившиеся факты и что считали хорошим и дурным по тогдашним понятиям? Если бы г. Кулиш держался этого правила,. обязательного для всякого историка, то его статья, с которою он явился в «Русском Архиве», не походила бы на обвинительную речь прокурора перед судом.
