Казачок графа Моркова - [12]
— Колпак-то, колпак-то позабыли снять, Василий Андреич! — испуганно зашептал Фомка.
— Ах ты батюшки!
Сдёрнув колпак, художник тщательно вытер платком потный лоб и толкнул дверь в горницу.
— Поди-ка, Василий! Господин де Вильбуа хочет с тобой познакомиться, — милостиво объявил граф.
Тропинин сдержанно поклонился, но француз бросился к нему с протянутыми руками:
— Стало быть, это есть вы, мосье, знаменитый художник Тропинúн? О, я счастлив сделать ваше знакомство, мосье! Этот прекрасный шедевр не есть первое из ваши произведения, которое я знаю. Ваша работа уже была… как это говорят?.. un clou… как это говорится по-русски? Гвоздь на выставка академи. О, я помню очень хорошо! «Мальчик с птичкой».
— Весьма тронут, сударь, — смущённо пробормотал художник, — я, право, не знаю-с…
— Василий Андреич! Василий Андреич!
Тропинин обернулся. Фомка испуганно жестикулировал: «Тесто поспело! Сливки взбиты! Торт уделывать время!»
Тропинин поклонился французу:
— Виноват, сударь, не посетуйте-с… Там меня зовут-с…
— О, я не осмеливаюсь злоупотреблять ваше драгоценное время! — любезно расшаркивался де Вильбуа. — Но я надеюсь видеть вас сегодня и ещё один раз говорить с вами.
— Почту за честь, сударь.
Француз смотрел ему вслед, умилённый.
— О, как он скромен! Впрочем, истинные таланты всегда скромны.
Морков повёл гостя в столовую.
— Я узнал мгновенно прелестный оригинал, который послужил модель для искусный художник, — прижимая руку к сердцу, говорил француз старшей дочери графа. — И я должен признаться, я колеблюсь: совершенное произведение натюр в вашей персона и совершенное произведение искусство соперничают между собою.
— Вы слишком любезны, мосье де Вильбуа! — закраснелась молодая графиня, приседая в реверансе.
Когда же Тропинин вышел к обеду, чтобы, по обыкновению, стать за стулом своего барина, француз бросился навстречу и просил оказать ему честь отобедать рядом с ним.
Растерявшийся художник благодарил и кланялся, не зная, как выйти из положения. А француз не унимался, подставил ему стул, упрашивал сесть рядом. Морков с дочерьми переглядывались, не умея прервать неловкую сцену. Наконец старшая из молодых графинь решилась:
— Тысячу извинений, мосье… Но Тропинин не может… Ему не подобает сидеть за одним столом со своими господами. Ведь он наш крепостной.
— Кре-пост-ной?!
Тропинин занял место за стулом своего барина, а француз, изумлённый, смотрел, как талантливый художник с привычным спокойствием менял тарелки и подавал блюда.
Поздно вечером Тропинин раздевал графа на ночь, стаскивал с его подагрических ног мягкие бархатные сапоги. Морков, глядя куда-то мимо, сказал:
— Послушай, в другой раз… Ну, когда мы кушаем, твоё место за столом может занять кто-нибудь из прислуги.
Слава Тропинина росла. О нём писали в отчётах о художественных выставках, печатали отзывы о его работах в журналах, толковали о нём в дворянском клубе, в гостиных.
Известный знаток и ценитель искусства Дмитриев выиграл как-то у графа Моркова в карты очень крупную сумму. Так как граф не мог её отдать немедленно, Дмитриев потребовал, чтобы он вместо уплаты карточного долга отпустил на свободу Тропинина. Но Морков и на этот раз не сдался.
Однако он уже сознавал, что нехорошо, неловко держать в неволе крупного художника, имя которого известно не только в России, но и в Европе.
Проводив гостя, Морков, вместо того чтобы, по обыкновению, соснуть часок-другой после обеда, прошёл в малую гостиную, где старшие дочери — Наташа и Варя — расположились с рукодельем.
— Ах, папенька, — обернулась на его шаги Наталья, — а я, представьте, и не знала, что наш Василий даже у иностранцев славу стяжал. Лестно подобного человека среди своих крепостных иметь. Запишите за мной Тропинина, папенька, окажите милость!
— Наталú, душа моя, — ответил он задумчиво, — ты воскресаешь в моей памяти твою незабвенную матушку. С той же девической прелестью, теми же словами просила она отца своего записать за ней в приданое Ваську Тропинина, казачка. Будто вчера ещё сие произошло.
— Вот видите, папенька, вы Тропинина за маменькой получили, так отдайте его за мной, в приданое же.
— Вишь что выдумала! Всё ей да ей! Или одна ты у папеньки? — затараторила вдруг Варвара. — Почитай, все фамильные бриллианты ей в приданое, и портрет семейственный ей, и самого художника за ней же запиши! Папенька, милый, будьте справедливы, запишите Тропинина за мной!
Морков молча похаживал по залу. Потом сказал:
— Господин Свиньин журнальную статью тиснул, восхваляя славу Тропинина, и после оной статьи вся Москва точно рехнулась. В аглицком клубе только и речи что о Тропинине. И общий глас не токмо у нас в Москве, но и в Санкт-Петербурге настоятельно требует его освобождения. Им всем легко, мне-то каково…
Тропинин взошёл к себе, снял ливрею, снова надел перепачканную красками коричневую свою блузу и принялся за работу. Начал смешивать краски, подошёл к полотну, но вдруг отложил палитру в сторону и присел у стола.
За стеной тяжко храпел Данилевский, с присвистом, со стонами. В дверь заглянула Аннушка:
— Я ему, Василий Андреич, шкалик поднесла, огурчиков солёненьких. Выпил и соснул, сердечный…
