Казачий разъезд - [40]

— Это засада, — сказал Василий. — Местные крестьяне.

— Но почему они здесь?

— Поджидали шведов. Может быть, тех, что сейчас по дороге проскакали. Или других.

— А кто же их прислал сюда?

— Сами собрались и сделали засаду.

— Страшно как!.. В снегу бутыль…

— Вижу. Пытались согреться. Но водка коварна. Сначала как бы отгоняет мороз, а потом и не замечаешь, как в вечный сон тебя затягивает…

— Надо бы похоронить.

— Сейчас даже заступом не выроешь могилу.

Мария все же спешилась, подошла к каждому из замерзших и перекрестила.

Еще через час Мария и Василий вновь остановили коней. Он разжег захваченные с собой сухое тряпье и несколько поленьев.

— Мне страшно, — сказала Мария.

— Ты думаешь о засаде?

— О ней.

— И я тоже.

— Так они и будут стоять до весны?

— Наверное. Сейчас их и похоронить некому. Мужики из сел разбежались. Да и бабы с детьми уходят.

— К царю Петру?

Василий подбросил в огонь валявшийся рядом сук. Но он был совсем промерзший, покрытый льдом и чуть было не загасил маленький костер.

— Нет, бегут не к царю Петру. Бегут в леса, и действуют без команды, без генералов и полковников. У шведов за последние дни угнали больше тысячи коней.

— Ты хмур. Тебе грустно?

— Не весело.

— Я могу помочь?

— Не знаю… Наверное, можешь.

— Тогда скажи, о чем ты думал сейчас? О замерзших крестьянах?

— И о них тоже. О разном. О нас с тобой. О других людях. Кто выживет в этой страшной войне? Что останется после нее на земле? Пепелища и заброшенные нивы?

— Города отстроят, а нивы можно засеять.

— Да, конечно. А погибших не вернешь. И тех, что сегодня замерзли, и тех, кто сейчас еще жив, но кто не доживет до конца войны. И еще я думаю, какими смешными были наши беседы в твоем фольварке. Можно убить Мазепу, можно оставить его в живых — от этого мало что изменится. Когда начинается народная война, ни Карл, ни тем более гетман уже ничего поделать не могут. Все решит сам народ.

— Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь. Конечно, наша партия — всего лишь кучка людей. Но мы не сидели сложа руки. Иван все же увел с Сечи казаков. Мы раньше других узнали о планах Мазепы и еще сумели сделать что-то полезное. Может быть, убедим Августа выступить на помощь Синявскому. Это отвлечет часть сил шведов… Но ты опять задумался. О чем?

— Уже не о войне, — сказал Василий. — Уже о другом. О бедном Фаддее, который остался у гетмана. Ведь это я его зазвал туда. А еще — о тебе и о себе.

На рассвете они выбрались из лесу, нашли хутор, где панну Марию ждали трое вооруженных провожатых, которые должны были ехать с нею до самого Львова. А Василию надо было мчать на восток, к реке Псел, где его ждали Иван Одноглазый с товарищами.

— Помни: ты должен выжить!

— Я выживу, Мария!

И тронул коня. Оглянется или нет? Василий не оглянулся. Но если бы панна Мария знала, что чувствует Василий, то, наверное, расплакалась. Больше всего на свете он хотел повернуть коня и вернуться к ней.

Кто следующий?

Орлик доложил Мазепе, что его уже дважды спрашивает находящийся при свите короля некто Даниил Крман, который хочет получить от гетмана какой-то совет. Мазепа был не в духе: — Он в свите короля? Пусть с королем и советуется. Причин для плохого настроения у гетмана было предостаточно. Украинские города один за другим отказывались впускать шведов. Зато слали гонцов за помощью к русским. Карлу не удалось взять Смелу и Веприк. Более того, стоило шведам покинуть Ромны и перевести главную квартиру в Гадяч, казаки Скоропадского тут же захватили Ромны. А маленькое местечко Зеньков, где не было ни одного русского солдата, оказало такое яростное сопротивление, что понадобилось несколько полков, дабы заставить жителей открыть ворота. К тому же у казаков, верных новому гетману Скоропадскому, вошло в привычку красть шведских генералов и адъютантов короля. Так исчезли Линрот, Канифер и другие известные всей армии военачальники. Был вчера вечером человек, а утром уже нет. Где он? Не ответишь же королю, что украли казаки! И приходилось придумывать истории о сражениях со специально отряженными полками русского царя… Но Мазепа отлично понимал, чем пахнет дело: народной войной против шведов. И с нетерпением ждал ответа из русской ставки. Согласятся ли простить его? На каких условиях? Может быть, царь сделает широкий жест — примет покаявшегося грешника и разрешит ему проживание в каком-нибудь из отдаленных русских городов? В том, что оставаться ему на Украине уже нельзя, Мазепа не сомневался — наверняка найдутся люди, которые не простят ему измены…

Окольными путями, через третьих лиц, дошло наконец до Мазепы предложение канцлера графа Головкина, чтобы гетман подтвердил все свои намерения «выкрасть главную особу» письменно. «Подлавливают! — решил Мазепа. — Хватит с меня писем! Пусть безопасность моей особы гарантирует не только Петр, но и другие государи. И тоже письменно!»

Мазепа понимал, что никто таких гарантий ему не даст ни сейчас, ни в будущем. Да и не только ему, но и самому королю шведскому хорошо бы отсюда убраться подобру-поздорову.

— Какой Крман? Где он? В сенях? Пусть там и сидит. Ему холодно? Незачем было ехать сюда, жил бы у себя дома.