Кавказский пленник XXI века - [10]

Заскочив в машину, я не стал повторять маневр хозяина, хотя был уверен, что он не в состоянии будет запрыгнуть на капот. Тем не менее сначала сдал назад, удостоившись за это еще одной автоматной очереди в многострадальный корпус автомобиля, а потом рванул вперед, перескочил через бордюр, расколов на множественные осколки передний свес, и быстро оказался рядом со своими бомжами. Машина была заднеприводная, поэтому мне легко удался маневр с разворотом на месте, когда совершается одновременное нажатие и на тормоз, и на акселератор. Бомжи заскочили в машину, а я вовремя «газанул». Вовремя потому, что следующая автоматная очередь выбила пыль из тротуарной плитки там, где только что разворачивалась машина.

За рулем я чувствовал себя неплохо. Хотя никогда таким транспортным средством не пользовался, однако был уверен, что если кто-то попытается меня догнать, то я объясню популярно, как можно ездить, если совсем не жалеть машину. А что мне было жалеть ее, с какой такой стати?

Мне даже захотелось, чтобы кто-то за мной погнался. Только гнаться, кажется, было некому. Неизвестный мне стрелок-автоматчик, вероятно, не имел под рукой транспорта. Сестру хозяина можно только на танке возить. Амир ездит на старой «Волге», но она не в состоянии создать конкуренцию «Кадиллаку».

Тем не менее я гнал по дороге так, что из машины вылетали остатки разбитых стекол. И даже ветер, бьющий в глаза, мне не мешал, потому что это был ветер свободы, и он заставлял меня только жмуриться…

Сначала я оказался в одной камере вместе с дядей Васей и Ананасом. Камеры мы не выбирали по своему усмотрению, как и сокамерников. Нарушение, конечно, прав человека, и даже очевидное и вопиющее, но здесь на подобные мелочи не обращали внимания. Говоря честно, с Ананасом я меньше всего желал бы жить в одной камере, но право выбора мне никто, к сожалению, не предоставил. Как я понимаю, просто забыли о такой мелочи. Под светом тусклой коридорной лампочки еще по дороге к камере я увидел, что у Ананаса посинела и распухла правая скула. Мой кулак — высокохудожественная работа! — приложился к ней вполне конкретно. После такого удара, насколько я могу догадаться, обычно бывает сильная головная боль. Может быть, это и останавливало Ананаса от дальнейшего обострения отношений со мной. Старая истина — тупые головы просвещает только крепкий кулак. Но пройдет головная боль, а это может наступить через пару дней, и Ананас, я просто уверен, снова будет стремиться к получению боли, пока не схлопочет искомое в избытке. Однако в следующий раз, и это вопрос принципиальный, вопрос моей безопасности, я заставлю боль держаться дольше. Очень долго, насколько я знаю, мешает радоваться жизни перелом ребра. Я же ему, от всей широты своей души, сразу несколько сломаю, как только он ко мне спящему подкрадется. Пусть тогда одной работе радуется, если радоваться жизни не захотел. Но Ананасом зовут не меня, и потому я сам не намеревался сразу затевать боевые действия. Если ему нравится быть битым, он будет бит, но для этого пусть сам на скандал нарывается. Я человек неагрессивный, хотя и предпочитаю бить первым — это тоже вопрос личной безопасности.

Дауд, которого я считал организатором нашего похищения, и, следовательно, готов был при случае, который обязательно постараюсь найти, предъявить ему претензии, продал нас уже на следующий же день, не удостоив счастья поработать на него самого, и, таким образом, как классический аутентичный негодяй, попытался исчезнуть из моего мстительного поля зрения. И вообще, как я понял по суете и настороженным взглядам ментовского майора с автоматом, Дауда с какой-то стороны начали поджимать, и он стремился от нас быстрее избавиться. Его торопливость вовсе не говорила, что я не собираюсь предъявить ему счет, но рассчитываю это сделать не сразу. Помощники Дауда вывели всех в тот же двор, только уже на свету, когда нас можно было осмотреть и оценить во всей красе. Оценивать было что. Я один оказался уродом, не имеющим синего негритянского отлива в лице. Во втором контейнере, как я и предполагал, тоже были люди. Всего продавали шестнадцать рабов, но я не знал, все ли они ехали вместе с нами. Кто-то мог дожидаться открытия «магазина» и в подвалах дома. Но лица у всех были схожи. Видимо, от употребления однотипных напитков. Такие лица можно в любом городе наблюдать, и все они одно на другое похожи.

Во двор зашли какие-то новые люди. Они не были в камуфляжной форме, тем не менее, по-русски не разговаривали. Принципиально, как я понял. По-русски они только матерились, но матерились часто. Дауд к ним относился уважительно. Эти-то люди и подбирали себе рабов для исполнения любых работ и прихотей. Натуральный невольничий супермаркет, а не двор жилого коттеджа. Хотя, может быть, и даже скорее всего супермаркет нелицензированный. И я тоже стал предметом купли-продажи, вместе с другими моими собратьями по несчастью. Не очень приятно, но изначально бьет это только по гордости, а не по организму, и потому перетерпеть подобное было можно.

Покупатели рабов почему-то разговаривали с нами через переводчика, роль которого взял на себя Дауд. Не верилось, что эти взрослые мужики, которым уже за тридцать, живя в России, не знают русского языка. Но им нравилось, видимо, это показывать, они так свою национальную значимость лучше ощущали. По крайней мере, мне именно так показалось. Их, в первую очередь, интересовали те, кто работал на стройке. Выяснилось, что Ананас работал когда-то в молодости водителем автокрана именно на стройучастке в каком-то колхозе и потому строительное дело немного знает. Он сказал, что однажды, когда кран в ремонте был, его на два месяца в бригаду каменщиков поставили. Автокран ему, правда, во временное пользование и здесь не пообещали, но из нашего хилого и неровного строя сразу вывели и поставили в другом конце двора. После короткого разговора, видимо, как сокамерников Ананаса, туда же переставили и меня с дядей Васей, хотя лично мне дядя Вася казался малопригодным человеком для любой работы. И возраст, и фигура не говорили о крепком здоровье. Потом, подумав, туда же задвинули еще и старичка, что плакал и молился в контейнере. Внешне и от этого старичка толку никакого не было никому, кроме могильных червей, но его, кажется, отдавали чуть ли не бесплатно, вернее, в придачу к дяде Васе, потому новый хозяин и согласился. Кроме того, старик, как и дядя Вася, был очень худ, а новый хозяин непомерно толст, и посчитал, должно быть, что старики несильно его объедят.