Кавказский гамбит - [48]

И Капа устремилась к своей, такой простой и естественной, но почему-то все время ускользающей мечте.

12

Гибель Зины, а вслед за нею и смерь Панюшкина произвели на Шапошниковых тягостное впечатление. Они никак не могли смириться с подобной нелепостью. Случившееся на всем поставило свою печать. Казалось, умерло само время, в котором они жили все вместе, и в мироздании образовалась дыра. Просыпаясь, Шапошниковы непроизвольно прислушивались к звукам, доносившимся со двора, но тщетно: смех и звонкий тенор Василия, препиравшегося с Мокрухиной или во всю глотку желавшего соседям доброго здоровья, больше не нарушали предутреннюю тишину. Хоста словно лишилась голоса. А может, и еще чего-то более существенного, что трудно выразить простыми словами, а высокопарные выражения и с живым Васькой, и с памятью о нем сочетались плохо. Однако оба супруга соглашались безоговорочно с тем, что умер бывший милиционер правильно, в соответствии со сложившейся обстановкой. Невозможно представить этого живчика несчастным, больным или дряхлым, с палочкой в руке.

После двойной драмы Владимир Петрович и Наталья Петровна разговаривали между собой непривычно тихо, старались быть внимательными друг к другу и избегать обидных слов.

Близилась зима, вода в море резко похолодела, начались штормы. Наталья Петровна надевала ветровку и часами гуляла у кромки воды, оглохшая от грохота волн. Порывы ураганных вихрей рвали косынку с головы и так забивали легкие, что становилось трудно дышать. Незыблемое величие природы навевало мысли о вечности. Хорошо бы распорядиться, чтобы урну с прахом бросили в Черное море — водная стихия ей ближе других. Только непонятно, кто выполнит просьбу. Напрасная мечта.

Тротуары были засыпаны отжившей листвой. Дворники, выходившие на работу два раза в день, не успевали собирать весь этот осенний хлам. Потом зачастили дожди, но Шапошников, против обыкновения, об отъезде не напоминал. Что-то в нем переменилось, а что — Наталья Петровна уловить не могла. Она сама, всегда с восторгом встречавшая смену времен года, каждое из которых несло свою неповторимую красоту, испытывала безотчетную грусть. Глядя из окна спальни, сказала с беспокойством:

— Кипарисы напротив дома засыхают, а новых подсадить некому. Эти росли полвека. Следующих мы уже не увидим. А всего сто пятьдесят лет назад здесь жили убыхи, они…

— Принеси мне, пожалуйста, стакан яблочного соку, — перебил пианист, но, увидев глаза жены, спохватился:

— Извини. Я слышал: убыхи, некому посадить и мы ничего не увидим. Это печально. Но я хочу соку.

Наталья Петровна поглубже запахнула халат и перевязала пояс: похудела, что ли? И вдруг так явственно ощутила вокруг себя пустоту, что по спине пробежал холодок. Жизнь прожита. Не повторить. Не исправить. Надо следующей весной посадить напротив серебристый тополь — легко приживается и быстро растет, за три года вымахает до окон. Его листья всегда сильно шумят на ветру.

В раздумье она склонила голову к плечу, постояла немного и пошла на кухню за соком.

Месяц спустя, когда здоровье пианиста полностью восстановилось, супруги вместе отбыли в Москву. Тема развода больше не поднималась. Квартиру в Хосте они тоже не продали и правильно сделали — все меняется слишком быстро и кто знает, что будет с нами завтра?

^{Хоста — Москва}

^2007 г.