Кавказские амазонки - [9]

Сходство между мужчинами и женщинами у американских племен было замечено также и Пикерингом (Pickering): «Одна из особенностей монгольской (и американской) расы, — говорит он, — заключается в женской наружности у обоих полов, в отсутствии какой-нибудь выдающейся разницы в сложении и одежде, так что иностранец часто затрудняется отличить мужчину от женщины» (цит. в ст. Бастиана, с. 181).

Мне кажется, что уже указанных особенностей в наружности американских туземцев было достаточно для того, чтобы дать европейцам повод к рассказам об амазонках. Выше было уже упомянуто о столкновении, которое имел Колумб с индейскими женщинами при попытке высадиться на остров Святого Креста. Если это были действительно женщины, то европейцы могли убедиться, что жены индейцев отличаются не менее мужчин мужеством и яростью. Когда затем европейцы проникли далее в страну и достигли реки Амазонки, то естественно, что они, зная уже о воинственности индейских женщин, были обмануты наружностью индейцев и приняли за женщин враждебные толпы мужчин, встречавшиеся им на пути. Таким образом было дано начало рассказам о существовании в Америке государств, состоящих из воинственных женщин-амазонок. Могут заметить, что это объяснение слишком просто и потому уже неправдоподобно и что если ошибка такого рода и была возможна, то только в виде отдельного случая и должна была бы немедленно обнаружиться. Отвечу на это, что для уразумения истинной цены выссказанного мною предположения необходимо поставить себя на место людей тогдашнего поколения. Нам, жителям больших городов, различные породы людей известны или из собственного наблюдения или по рисункам и рассказам. То, что мы видим и слышим с детских лет, не кажется нам необыкновенным, и потому мы, вероятно, не впадем в ошибку при посещении какой-нибудь новой для нас страны. Но не в таком положении находится человек, не имевший случая вращаться среди людей различных пород или, по крайней мере, ознакомиться с ними по рисункам и рассказам. Все особенности какой-нибудь расы, переставшие даже быть заметными для людей, присмотревшихся к ним, бросаются ему в глаза и кажутся тем страннее и иногда ужаснее, чем менее он привык к мысли о разнообразии человеческих типов. Можно сказать положительно, что различные породы людей при первом столкновении внушают одна другой прежде всего отвращение и даже ужас и что только цивилизация и привычка уничтожают эти чувства. Факт этот можно подтвердить многочисленными примерами.

«На наши глаза, — говорит Дарвин, — носы далеко не слишком длинны у туземцев Цейлона, но китайцы VII столетия, привыкшие к плоским чертам лица монгольской расы, были поражены выдающимися носами сингалезцев, и Тсанг, описывая их, говорит, что у них клюв птицы на человеческом туловище» (Происхождение человека… Ч. 2. С. 383).

«Негры смеялись над Мунго-Парком за белизну его кожи и его длинный нос, считая это безобразным и неестественным. Африканские мавры также морщили брови и ужасались перед белизной его кожи. На восточном берегу негритята, увидав Бёртона, начали кричать: „Посмотрите на белого человека, разве он не похож на белую обезьяну?“» (Там же. С. 385).

Впрочем, нам нет надобности ходить далеко за примерами: чтобы судить о впечатлении, производимом одной породой людей на другую, достаточно обратить внимание на выражение лица простолюдина, прибывшего впервые в столицу и случайно встречающего негра.

Итак, поставим себя на место испанцев, столкнувшихся в Новом Свете с туземным племенем, у которого характерные черты были, быть может, выражены наиболее резко. Что должны были подумать они при виде толпы женоподобных существ, безбородых, с длинными, чуть не до земли, волосами? Уже давно сказано, что «когда человек останавливается по недостатку знания, то он берет самого себя мерою всего» (Вико). Естественно, что испанцы, привыкшие к резкой разнице между мужчиной и женщиной как в наружности, так и в одежде, приняли эти толпы за толпы женщин. Конечно, ученый этнограф не дался бы так легко в обман: он сначала исследовал бы туземцев и указал бы на их странную наружность. Но испанцы, прибывшие в Америку, не были учеными и не преследовали ученых целей в своем путешествии. Для них было достаточно видеть толпу женоподобных существ, для того чтобы заключить, что это действительно женщины. Заключение тем более основательное, что испанцы уже в первые дни своего пребывания в Америке имели случай убедиться в воинственности туземных женщин. К тому же и обстоятельства весьма мало благоприятствовали ученым наблюдениям: молва всюду предшествовала испанцам, и при приближении их туземцы оставляли свои селения, так что испанцам часто приходилось видеть их только в пылу битвы, среди густых лесов, окаймлявших берега Амазонской реки.

Таким образом было, по нашему мнению, возобновлено на американской почве предание об амазонках. Известия о них были принесены в Европу, и так как Новый Свет был в то время страной всевозможных чудес, то рассказы об амазонках не возбудили никаких сомнений. Напротив того, все говорило в пользу их достоверности. Путешествие Колумба было, как известно, предпринято с целью открытия морского пути в богатую Индию. Еще задолго до своей экспедиции Колумб внимательно изучал все сведения об Азии, оставленные как древними, так и позднейшими историками и географами. Основываясь на описании Азии Марко Поло, он рассчитывал достигнуть прежде всего острова Сипонго и берегов Китая (Cathay), составляющих восточную окраину Азии, и поэтому запасся даже письмами от Фердинанда и Изабеллы к великому хану Татарии. Человек, страстно преданный какой-нибудь мысли, охотно объясняет в пользу своего предположения такие обстоятельства и явления, несостоятельность которых очевидна для людей непредубежденных. Так было и с Колумбом. Убедившись после долгих колебаний, что открытая им страна не есть царство великого хана, он узнавал в ней какую-нибудь другую часть Азии и утешал себя тем, что искомое царство рано или поздно будет наконец достигнуто. Но Колумбу не было суждено дождаться этой радостной минуты: он умер, не зная, что царство великого хана отделяется от Европейского берега великим материком и двумя океанами. Его современники и последователи продолжали исследования мнимой Азии, и вот почему с открытием Америки совпадает возрождение и перенесение на вновь открытую почву всех тех чудных существ, которые, по рассказам классических писателей, обитали когда-то в Азии и за пределами мира, известного древним. Молва о существовании царства воинственных женщин на берегах Мараньона послужила, вероятно, также одним из доказательств справедливости предположения Колумба: воинственные женщины были признаны амазонками, и вот почему мы замечаем, что все рассказы об амазонках в Америке представляют буквальное повторение рассказов древних поэтов, историков и географов. Сходство это до такой степени очевидно, что о самостоятельном происхождении американского рассказа нечего и думать, так как незначительные варианты зависят, очевидно, от источника, из которого рассказчик черпал свои сведения о древних амазонках.