Кавказская война - [4]

Действительно, это основной закон войны. Аналогично, в Афганистане (а американцы — во Вьетнаме) мы вполне могли бы увеличить ОКСВ до миллиона, вложить в операцию сотню-другую миллиардов рублей дополнительно и в итоге начисто ликвидировать сопротивление. Но вот вопрос — оправдывали бы такие жертвы полученные преимущества? Бесспорно, нет — как в Афганистане, так и во Вьетнаме.

По Фадееву, стратегия экономии сил и средств, избранная князем Воронцовым после несчастного даргинского похода, была единственно верной в условиях недостатка сил. Противоповстанческие действия требуют огромного напряжения — известны успешные примеры ликвидации партизанского движения англичанами в 1956 г. в Кении и в 1958 году в Малайе. Менее известно то, что успех был достигнут тогда, когда на одного партизана имелось не менее десяти солдат контрпартизанских сил. Фадеев сообщает, что в 1855–1856 годах из 270 тыс. солдат Кавказского корпуса невозможно было выделить силы для отражения планировавшегося 50-тысячного десанта союзников, и это верно иллюстрирует распределение сил в контрпартизанской войне. А в период главнокомандования Воронцова блокирование вражеских территорий и подготовка базы для будущего сокрушительного натиска в 1844–1854 годах создали условия для применения стратегии сокрушения князем Барятинским. Кстати, к этому времени численность Кавказской армии была доведена до 400 тыс. штыков и сабель (т. е. строевых бойцов).

Применение той или иной стратегии рождается не столько гением полководца, сколько политическими условиями. Восточная война создала и политические условия для применения стратегии сокрушения — пережитая опасность потери Кавказа вынудила правительство империи к решительным действиям. С 1856 года силы и средства на Кавказе содержались в необходимых количествах.

Касается Фадеев и проблемы командования, представляя Барятинского как выросшего на Кавказе генерала, самостоятельно выработавшего и стратегию, и оперативные методы, соответствующие ситуации. Он показывает создание командных структур с правами корпусных штабов и наделение их зонами ответственности и долгосрочными задачами — явление, обычное в наше время, но тогда большое новшество. Это характеризует полководческий талант Барятинского и понимание нашим автором основ стратегии вообще и основ противопартизанской стратегии в частности. Затрагивает Фадеев и вопрос подбора частных начальников. Здесь, кстати сказать, он очень лестно говорит о Д.А. Милютине, начальнике штаба армии — их непримиримые разногласия на личной почве возникли только к середине 1860-х годов. Правда, он и тут характеризует Милютина только как разработчика и детализатора идей Барятинского, во что трудно поверить — Дмитрий Алексеевич и сам достаточно долго воевал на Кавказе, в свое время занимал пост обер-квартирмейстера и, несомненно, имел достаточный запас своих идей (ими он всегда был богат), а равно и волю к их проведению в жизнь. В конце концов, в 1860-е годы вражда Милютина и Барятинского и возникла из-за того, что военный министр строил военную реформу по своему разумению, а не по пожеланиям «победителя Шамиля».

Несомненно, удачным был выбор командующего на направлении главного удара — генерала Н.И. Евдокимова, вышедшего из простых казаков в графы и генерал-адъютанты, военного самородка, какими всегда была богата Россия. Подбор других командующих оказался менее удачен, их приходилось сменять в ходе операции, но сам факт наличия полномочий для смены корпусных командиров (обычно в империи такие полномочия командующему не предоставлялись) показывает факт оптимального решения проблемы подбора частных начальников (отметим, что такое право Барятинский получил благодаря своей дружбе с императором с юношеских времен, но это не умаляет значения принципа).

Наконец, планирование операции, отличавшееся высокой степенью детализации и полным соответствием сложившимся условиям. Все изложенные принципы характерны, повторим, для современного уровня развития военного искусства. Не случайно мы употребляем по отношению к заключительному этапу Кавказской войны термин «операция», в современном понимании означающий совокупность согласованных и взаимосвязанных по цели, месту и времени сражений, боев и ударов, проводимых на театре военных действий или операционном (стратегическом) направлении по единому замыслу и плану. Это понимание термина «операция» сложилось только в 30-е годы XX века, как и само оперативное искусство. Но в 1856–1859 годах на Кавказе мы видим настоящую операцию в ее современном понимании, проведенную по всем правилам оперативного искусства.

Конечно, в этом прежде всего заслуга командующего, генерала Барятинского. Но и роль его ближайших помощников, прежде всего генерала Милютина и полковника Фадеева, умалить нельзя. Оперативное искусство как раз тем и характеризуется, что это — искусство не личностей, а управленческих коллективов. Поэтому не стоит ограничивать роль Ростислава Андреевича только верным пониманием вопроса (хотя и это уже очень много).

Собственно стратегия Барятинского в изложении (и при участии Фадеева) состояла в нанесении главного удара по слабым местам — в первую очередь по чеченской плоскости, достаточно хорошо подготовленной к действиям войск трудами Воронцова. Существенный момент — непрерывность действий, срывающая полевые работы и заготовку продовольствия противником. При этом изнурение русских войск устранялось периодической сменой соединений и частей на переднем крае и отводом их на отдых и тыловые работы (по закреплению успехов — прежде всего прокладка дорог). Далее Барятинский применял принцип переноса направления главного удара и маневр войск вдоль фронта, с одного направления на другое — в Ичкерию. На третьем этапе операции предусматривалось новое перенесение направления главного удара — в Дагестан. При этом Барятинский сочетал нанесение главного и вспомогательных, отвлекающих ударов на других направлениях.