Кавказская война - [11]

Он только бегло касается причин разрушения теократического государства Шамиля, но главное ясно — оно рухнуло потому, что потребовало от народа непосильного напряжения. Нам на собственном опыте знаком феномен распада государства, использующего свое население как инструмент достижения некоей сверхзадачи, и мы вспоминаем август 1991 года, когда ни одна рука не поднялась в защиту власти КПСС, читая у Фадеева: «Общества спешили принести покорность, чтобы избавиться от погрома и опеки бывших начальников… Из нескольких тысяч горцев, занимавших берега Койсу, только несколько десятков человек последовали за Шамилем… Каратинцы, несмотря на свою крепкую местность, отказались защищаться. Все средства сопротивления разом иссякли для Шамиля». И, наконец, как в 1990–1991 годах известный секретарь обкома, против Шамиля начинает сражаться один из его наибов, его честолюбивый соперник Кибит-Магома.

Конечно, социологией и политологией Кавказа невозможно было ограничиться при системном рассмотрении событий. Первый свой опыт исследования российского общества Фадеев дает именно в труде «Шестьдесят лет Кавказской войны». Разбирая причины возникновения мюридизма, он приходит к выводу, кажущемуся парадоксальным — первопричина возникновения и успехов мюридизма лежит в действиях русской администрации на Кавказе (что вполне укладывается в известную концепцию «вызова-ответа»). Именно ломка самобытных общественных учреждений Кавказских гор, фактическая отмена адата (система исконных местных обычаев) и введение шариата, как судебного права в туземных обществах, и создали условия для складывания мюридизма в том виде, в каком он явился в 1830-х годах. И, напротив, введение судопроизводства по адату способствовало закреплению успехов и успокоению края в период наступления князя Барятинского.

Нас, русских, часто ставила в тяжелое положение наша знаменитая национальная толерантность. При Екатерине II, например, было заведено печатание в Казани Корана для снабжения степных народов — и сейчас мы имеем исламизированный Казахстан. В XIX веке доходило до того, что полиция пресекала миссионерскую деятельность подвижников христианства в землях мусульман и языческих народцев. А разве история советской власти в Средней Азии и Закавказье, да и в тех же горских землях, не напоминает этой истории о том, как русские власти повсеместным введением шариата создали поле деятельности исламских фанатиков? И разве в наши дни проводится другая политика?

Несомненный вред бюрократической унификации, ликвидирующей местные особенности управления, выработанные веками и тысячелетиями, — вообще любимая тема в фадеевских социологических этюдах. В «Кавказских письмах» он возвращается к этой теме и настоятельно рекомендует сохранять на Востоке туземную администрацию (к сожалению, в советские времена это понималось как комплектование централизованных административных структур туземцами). Он обосновывает это, между прочим, тем, что такая администрация будет соответствовать финансовым возможностям управляемых территорий, а администрация европейского образца — чрезмерно дорога и сделает управление финансово убыточным. Так оно и было. Для Фадеева это просто непонятно, он пишет: «Разве найдется такой филантропический европейский народ, который <…> захочет питать своею кровью чужих птенцов». Европейский ли, нет ли, но народ такой нам, увы, известен…

И тем не менее Фадеев сетует на незнание азиатской ситуации российским обществом, настаивает на ее изучении и сам снова и снова — до конца жизни — возвращается к положению на Кавказе в своих многочисленных докладных записках, подаваемых им на высочайшее имя. Одна из таких записок помещена в настоящем издании, и в ней он требует не допускать такого положения, при котором азиатские владения составляли бы бремя для России, предупреждает о неустойчивости наших границ в Азии, показывает недопустимость того, что налоговое бремя закавказского туземца составляет четверть, а в Средней Азии — пятую часть общероссийского размера, предупреждает о будущих «больших бунтах». Он предсказывает, что степные районы Средней Азии станут территорией русского заселения, но предупреждает, что Закавказье и Туркестан не смогут вместить его в массовом порядке, и сравнивает финансовый дефицит этих территорий с данью, которую русский народ высылал в Золотую орду. Фадеев прямо требует прекращения всяких расходов на «просветительную миссию». К сожалению, никто его не услышал…

Русская военная сила, геополитическая ситуация России и анализ русского общества — три основные темы, проходящие сквозь все труды Ростислава Андреевича. И в «Вооруженных силах России» (в заключении) он обращается к восприятию российским обществом необходимости военных усилий — опять больной вопрос сегодняшнего дня! Он убеждает себя и читателей в необходимости великодержавности как совершенно непререкаемого условия для нормального свободного развития народа и общества, в пагубности подрыва самоуважения и веры в свою страну и в себя для будущности народа, в невозможности возвращения из великодержавного бытия к частной жизни малых народов, в неизбежности попыток восстановления великодержавности и, следовательно, непроизводительной растрате народных сил в этих колебаниях… Но пусть читатель сам прочтет эти строки. Больно их даже комментировать — настолько непосредственно они коррелируются с сегодняшним состоянием нашего Отечества.