Кавказ. Выпуск III. Европейские дневники ХIII–ХVIII веков - [23]

Мужчины большей частью крепкого сложения, черно-желтого цвета и с несколько широкими лицами, но не столь широкими, как у крымских и ногайских татар; у них длинные, черные как смоль волосы; от лба через темя они выбривают себе до затылка полоску шириной с дюйм. Помимо этого, они у себя на макушке (как мы видели у Мусала) дают свисать вниз небольшой изящно сплетенной косе. Скалигер плохо отзывается о черкасах и говорит: «Они вероломнее всех смертных и отличаются выдающейся бесчеловечностью», что мы, пожалуй, могли бы сказать и об их соседях. Черкасы же теперь заметно мягче и ласковее, может быть, потому, что живут среди русских христиан и ежедневно с ними общаются. Язык их общий с другими татарами, и почти все умеют говорить по-русски.

Одежда мужчин похожа на дагестанскую, но шапки их несколько шире и почти похожи на иезуитские шапки. Их войлочные плащи висят у них на ремне или на ленте через плечо; они у них не запахиваются, а поворачиваются по ветру и дождю; под ним тело может считаться закрытым от всякой непогоды и ветра.

Женщины у них обыкновенно хорошо сложены, миловидны лицом, белотелы и краснощеки; волосы, черные как смоль, в двух длинных крученых локонах свисают с обеих сторон; ходят они с открытыми лицами. На голове у них двойные черные подушки, на которые они кладут нежный бумажный платок или пестро вышитый платок, и затем все это связывают под подбородком. У вдовы же сзади у головы большие надутые бычьи пузыри, обвитые пестрым флером или белой бумажной материей; издали получается впечатление, будто у них две головы. В летнее время женщины ходят в одних сорочках, окрашенных в красный, желтый, зеленый или синий цвет и сверху до пупка раскрытых так, что можно видеть их груди, живот и пуп. Они общительны и любезны. В первые дни нашего приезда они по четыре и более стояли на улицах, шли нам навстречу с нахальным выражением лица, которое приписывается древним амазонкам, и не отпускали нас раньше, как хорошо осмотрев спереди и сзади. Когда они сидели в домах, то кивали нам, чтобы мы подошли. Они нисколько не стеснялись, когда некоторые из нас, трогая и осматривая их четки из янтаря, разных пестрых раковин, скорлупок, пестрых камней, оловянных и медных колец, свисавших с шеи ниже грудей, иногда руками касались голого тела. Некоторые даже приглашали нас зайти в их дома. Говорят, у них есть такой обычай: если заходят чужие посетить их жен, то мужья добровольно удаляются и предоставляют гостям беседовать с женами. Впрочем, и вообще мужчины редко бывают дома в течение дня, но находятся на пастбищах у своего скота, которым они более всего и кормятся. Однако говорят, что жены тем не менее верны своим мужьям и, как они говорили, не соединяются плотски с другими. Это засвидетельствовал один из наших военных офицеров. Побужденный любезными кивками и речами молодых женщин, он отправился к ним в дом; здесь он искал способа испытать их, дав омыть свою голову и сшить себе носовые платки. Эту службу ему охотно оказали, но когда он пожелал большего, ему было отказано со словами, что их мужья вполне им доверяют, вследствие чего они непременно должны хранить верность, в противном случае, если бы дело обнаружилось, их не стали бы держать ни мужья, ни община. Во всем остальном, кроме соития, они позволяли делать с собой что угодно, причем были очень жадны и бойки, выпрашивая подарки. Осматривая и ощупывая у некоторых из наших костюмы, они залезали в карманы и вынимали все, что там находилось.

Хотя мужчины по обычаю магометан имеют право брать более одной жены, все-таки большинство ограничивается одной. Когда муж помирает без детей и оставляет братьев, то старший должен взять вдову, чтобы восстановить семя своего брата, как и князь Мусал получил в жены вдову брата.

Вера черкасов почти языческая. Правда, они обрезаются и веруют в единого Бога, но у них нет ни письмен, ни жрецов, ни храмов. В определенные сроки они сами приносят жертвы, особенно в Ильин день. Также, когда умирает знатный человек, собираются мужчины и женщины в поле, приносят в жертву козла и, как нам говорили, производят при этом странную дурацкую пробу, годится ли животное в жертву, а именно: они отрезают производительную часть, бросают ее об стену или забор, и если она не прилипнет, а отпадет, то жертва признается недостойной; тогда нужно заколоть другую; если же она прилипнет, то жертва считается избранной. Тогда снимается шкура, растягивается и насаживается на длинный шест. Перед ним приносят жертвы, варят и жарят и друг с другом съедают мясо. Затем выступают несколько мужчин и молятся перед шкурой, один за другим. Когда молитва окончена, женщины уходят, мужчины же остаются, садятся вновь и сильно напиваются водкой и брагой, так что потом вцепляются друг другу в волосы. Шкура остается на шесте, до тех пор пока ее не сменит новая жертва.

Такого рода козью шкуру мы встретили недалеко от дома княгини Бике: вместе с головой и рогами она была натянута на черный крест, в середине четыре раза прорезана и водружена на длинном шесте. Шест охранялся невысоким плетнем, чтобы собаки или что-нибудь нечистое не могли подойти и загадить святыню.