Кавказ. Выпуск III. Европейские дневники ХIII–ХVIII веков - [106]

Князья воплощают в жизнь принятые законы через посредство дворян. В давние времена эти дворяне, спутники первого завоевателя, относились презрительно к обработке земли и предоставили эту работу покоренным народам и рабам. Таким образом побежденные скоро стали единственными собственниками земли. В результате получилось так, что князья и дворяне живут только грабежами и отбирают у земледельцев то, что им нужно для жизни, так что у них не откладывается ничего про запас, ибо те могут захватить все, что захотят.

Каждый князь считает и называет себя господином и покровителем определенного числа жителей страны, которые зависят от него и которых он называет своими подданными. Последние признают своего князя священной персоной и не осмеливаются отказать ему ни в своем имуществе, ни в службе ему. Князь имеет право обратить своего подданного в рабство или продать его; он может также отобрать у него дочь или жену, но не имеет права убить его.

Однако старейшины древних фамилий этого народа имеют такое высокое уважение, что на упомянутых ассамблеях народа их мнение часто бывает более весомым, чем мнение князей.

С некоторого времени этот народ, слишком угнетаемый, начал возмущаться и взывать к помощи со стороны императрицы, покровительство которой вернуло им храбрость и надежду на отмщение. Причины этого возбуждения и враждебности достаточно свежие, и, возможно, были порождены слишком частыми сношениями их с турками и русскими.

До этого их нравы были простые, и некоторые находят у них следы древних обычаев спартанцев, заменявшие у этого народа нормальное законодательство. Они не совершали бы разбоев вне своей земли, если бы не были так сильно стеснены, как сегодня, в их тесных пределах их могучими соседями.

Князья и дворяне могут требовать у своих подданных все, что им понравится; со своей стороны, каждый подданный, не боясь отказа, может сесть, если пожелает, к столу князя, своего господина, и потребовать от него в подарок все, что он сочтет полезным для себя или приемлемым: это обычно оружие и лошади, главные предметы их устремлений, поскольку этот народ совсем не имеет страсти к золоту и серебру. Князья и дворяне выглядят за своим столом не наряднее, чем простые люди; у них совсем нет общих совместных обедов, как было у спартанцев. Менее всего члены одной семьи живут совместно и едят из одного котла; подобный обычай заставил бы вести учет этого народа котлами, а не домами и фамилиями.

Когда рождается ребенок, его без всяких предосторожностей выносят на воздух. В три года перед ним кладут различное оружие вместе с другими некоторыми безделушками, которые обычно нравятся детям. Если он предпочтет оружие, вся его семья радуется. В семь лет он начинает учиться езде на лошади, стрелять из лука, пользоваться огнестрельным оружием. Вскоре после этого он удаляется из родительского дома во избежание изнеживающего влияния матери и не возвращается до тех пор, пока не станет взрослым мужчиной и не прославится несколькими подвигами.

Если у князя рождается сын, он отдает его узденю или черкесскому дворянину, который воспитывает этого ребенка на свои средства, обучает военному делу и дерзкому воровству, чем и закладывается с течением времени основа его судьбы и славы. В свою очередь обученный военному делу молодой человек, став взрослым мужчиной, отдаст своему бывшему воспитателю в качестве награды за заботу большую часть своей добычи, оставляя себе не больше десятой ее части.

Юные создания обоих полов могут свободно общаться во время их праздников и танцевать вместе.

Когда молодой человек женится, он выплачивает некий подарок, называемый «калым», и дарит своему тестю или панцирь, или кольчугу, или ружье.

Новобрачный не может видеть свою супругу, лицо которой скрыто под таинственной вуалью, и он навлек бы на себя позор во мнении народа, если бы его увидели наедине с нею.

У этого народа, как и в Спарте, разрешено любое воровство, если только вор не оставляет никаких следов. Один юный черкес предпочел умереть, лишь бы не позволить, чтобы его уличили в преступлении.

Этот воинственный народ мало восторгается величием городов, которые они рассматривают как тюрьмы: «Я не поменяю свою бедную хижину на самый богатый дворец, – сказал один кабардинский князь. – В этом дворце стены разукрашены, но сердца спрятаны. Его великие ограды содержат, как в тюрьме, мысли и чувства. Что касается меня, то я предпочитаю дух свободы, и я ни за что не поменял бы мою хижину на все величие и могущество ваших государств».

Будучи магометанами, эти люди все еще сохраняют обычай почитания некоей местности, называемой Татартуп, где видны развалины древней христианской церкви; эти развалины являются священным убежищем, и, несмотря на их обычное легкомыслие, они не осмеливаются почти никогда нарушать клятвы, данные именем Татартупа.

Пища этих горцев состоит обычно из нескольких кусков вареной баранины и вареной на воде крупы. Генерал Павел Потемкин утверждает, что он иногда вставал между двумя кабардинскими князьями, ссорившимися из-за куска вареной баранины так же серьезно, как Агамемнон и Ахилл, которых так поэтично облагородил гений Гомера.