Кавказ - [18]

— Александре, Мариамо, гамарджоба! Дай Бог вам победу!

Государь осчастливил грузина: отхлебнул вина и выпил за свой верный грузинский народ.

4. Русско-грузинские отношения

Весьма интересен вопрос о русско-грузинских отношениях. Нижние народные слои сближаются прекрасно, как два родственных, стихийных начала. И в древнем Мцхете и в Бодбийском монастыре, в Кахетии, бывают тысячи русских богомольцев, братающихся с грузинами. В армии русские также теснее всего сходятся с грузинами, тогда как армян офицерская семья некоторых полков, как, например, Нижегородского, не склонна принимать в свою среду. Генералы из грузин популярны среди русских солдат, как люди с надлежащей осанкой и мужественные. Года через два после оставления корпусным командиром, князем Амилахвари, своего поста, некоторые солдатики были убеждены, что он «во временном отсутствии» и что «в случае военных действий опять будет командовать».

Отношения же между служилым классом и грузинским дворянством — довольно рогатые, — несомненно, по вине обеих сторон. Во-первых, у местного высшего сословия довольно много наступательной амбиции, а гражданской принципиальности зачастую не хватает. Стоит чиновнику отказать какому-нибудь потомку феодалов в невыполнимой или незаконной просьбе, чтобы этот последний признал всех чиновников мучителями, а всю Грузию несправедливо обиженной. Логика немного дамская: если один мужчина огорчит даму, — она непременно скажет, что все мужчины изверги!.. Между тем, сами же эти князья нередко обращаются свысока с чиновниками из семинаристов или вообще незнатными, сами же создать себе недоброжелателей.

Особенно «неудобны» бывают некоторые представители выдающихся старинных родов, отличающиеся психологией маленьких «rois en ěxil»; те из них, которые с новым положением своим не примирились, ни к какому делу не приспособились и склонны только к «эффектному» прожиганию жизни, проели деньги, полученные от казны в вознаграждение за утраченные «владения», быстро спустили затем еще ряд «пособий» и плоды выигранных у той же казны процессов, являются самыми ярыми ненавистниками всего русского, даже когда на них продолжают сыпаться благодеяния ; в их недовольстве звучит, если можно так выразиться, органическая скорбь об утраченном «произволе на курьих ножках». Обладая иногда большими связями в столичных сферах, эти господа при случае являются истинным бедствием для кавказских русских властей; постоянно нуждаясь в деньгах для поддержания своего паразитического «блеска», они снюхиваются с богатыми вожаками армянского движения и являются проводниками их тенденций и интриг в доступных им кругах. Они же обыкновенно эскамотируют в свою пользу великодушное настроение русского правительства, выражающееся по временам смутной формулой « IL fout faire quel que chose pour ces bons Gěorgiens». Львиную долю этого « quelque chose» хватают на лету люди, и без того пресыщенные всякими милостями, а грузинам, как народности , от этого не слаще. В русском служилом классе привилегированные паразиты вызывают негодование, доходящее почти до ненависти, своей заносчивостью и снобизмом. Русский человек по натуре демократичен и феодальной гордости не понимает: он ценит заслуги, а не гербы.

В сношениях обывателя со служилым классом нужна вообще некоторая политика. Когда армянин желает добиться чего-нибудь, то он стелется ковром, змеей ползет у ног любого делопроизводителя и достигает своей цели нередко одной вкрадчивостью. У грузинской аристократии и интеллигенции нет ни этой «удобной» черты, ни черты более высокой и почтенной, — а именно выдержки. От того и деловое положение их зачастую неустойчиво. Вредят они себе также пристрастием к родовому началу: самый доброжелательный чиновник, естественно, с меньшим доверием относится к человеку, у которого под соображениями принципиального характера он имеет основание подозревать партийные или родственные комбинации.

Смесь средневековых чувствований с теоретическими понятиями ХХ века порождает, конечно, путаницу, невыгодную для ее носителя. Под впечатлением частых недоразумений, обе заинтересованные стороны склонны к огульным мнениям и легко верят клевете, вследствие чего отношения еще обостряются. Грузины склонны находить, что все кавказские чиновники непременно плохие люди, что, разумеется, неверно: многие, правда, — но не все! Многие кавказские чиновники склонны утверждать, что все грузины серьезные сепаратисты, что также совершенно неверно.

Грузины любят с убеждением выдвигать слово верноподданный , что означает на кавказском символическом языке исповедание преданности Государю, нонежелание подчиняться кавказским властям. Грузинские дворяне удивительно умеют «дуться» на чиновников и тем вредить себе. Трудно описать, сколько муки принял, сколько мелких уколов самолюбия получил, например, покойный князь Дондуков-Корсаков, искренно желавший добра грузинам и лишь под конец выведенный из терпения. Рассказывают, например, что, когда он приехал однажды в Кутаис, его угостили следующим транспарантом: изобразили две начальные буквы его фамилии, Д.К., а повыше, в интервале, написали «ура». И это проделали, как школьники, зря, для красного словца! В основе ряда подобных поступков лежало неудовольствие по поводу упразднения наместничества, более отвечающего отрицательным сторонам восточного миросозерцания и быта, чем холодно строгий порядок и законность.