Кавказ без русских: удар с юга - [94]

Второй уровень — большой народ и малые народы — это этносы, сложившиеся в надэтнические образования в результате этногенеза, как это определял Гумилёв. Это следующий уровень — более сложного социального развития, но при этом более отдалённого от сакральности этносов. Размыкаясь, этносы сливаются в большой народ (лаос), такой, например, как русский, который интегрировал в себе восточнославянские, тюркские и финно-угорские этносы — в качестве этнической базы, — но также многие другие, включая кавказские, и взял себе общее название — русский народ. С таким названием русские и приняли участие в истории. По той же модели складываются и народы поменьше.

Следующий уровень социального развития — это нация, политически выраженная в модели государства-нации. Элементы национального государства соприсутствуют в нынешней России вместе с этносами и народами и проявлены в больших городах, как модулях национального государства, где есть атомизированные граждане и унифицированное гомогенное население, единые законы и политическая мотивация.

Последний уровень — это некий эксцентрум, — то есть транснациональное глобальное общество, в котором уже даже национальное государство не имеет значения. На Западе общество линейно двигалось от одного к другому: этносы сливались в народы, народы сливались в империи, империи распадались на национальные государства, а национальные государства, в итоге, были транснационализированы в Евросоюз, который объединил множество национальных государств, в результате чего их, по сути, не стало. Нет больше никакой Германии, Франции как исторических, геополитических, суверенных субъектов, не говоря уже о народах — немцах или французах. Есть Евросоюз и гражданин Европейского союза — как главная категория, а также сложившееся из таких атомизированных индивидуумов некое гомогенное гражданское общество, которое преодоляет теперь уже и сами национальные государства. На Западе всё это развивалось последовательно, один период за другим, в то время как в России это всё соприсутствует по сей день: и традиционные этносы, и большой русский народ, и малые народы, и элементы национального государства, и даже элементы эксцентрума — люди, которые, живя в России, считают себя гражданами мира. С учётом этого многообразия, а также необходимости сохранения стратегического единства России и восстановления Большой России, имперская форма — это единственно возможная форма существования большой России во всем её многообразии. Попытки создать на территории России большое национальное государство не увенчались успехом и, напротив, завершились развалом. Романовская Россия, пытаясь унифицировать всё этническое, конфессиональное и прочее многообразие путём насильственной русификации — чему Кавказ всегда давал жёсткий отпор, сопротивляясь русификации, — в результате распалась. Вторая попытка — ещё один заход на базе другой западной идеи, марксизма, — создать единый плавильный котёл советского общества, унифицировав его по марксистской модели в рамках Советского Союза. И здесь Кавказ опять-таки стоял в авангарде сопротивления этому процессу. Хотя многие народы всё же перемололись этой советской действительностью и приняли её, растворившись в плавильном котле «новой исторической формации». Это была уже даже не русификация, а некая советизация. Советский народ — номинально единое, гомогенное, социальное пространство, которое должно было быть создано в рамках советского проекта, но так и не было реализовано до конца, потому что Советский Союз развалился до срока окончания строительства коммунизма. Да, был ещё короткий период либеральной гомогенизации. Тогда нас убеждали, что мы сейчас все превратимся в гражданское общество, где все будут, «понимаешь, россияне». Идентичность забудьте — все россияне — в этом и заключается либеральная, транснациональная, глобализационная модель, которая, к счастью, начала сворачиваться с приходом Владимира Путина.

Евразийский плюрализм и «модернизация без вестернизации». Таким образом, единственно возможная форма сохранения целостности России — это традиционное государство-империя, где мы признаём своё многообразие как данность — раз, и как ценность — два. Это евразийский подход. Идентичность, традиция, уклад — это ценность, которую нужно сохранять и развивать, а не бороться с ними. Но тогда мы становимся перед вопросом: а как же мы будем унифицировать наше пространство под единый шаблон, если всё многообразие является ценностью. Никак не будем. Мы унифицируем только стратегическое единство Большой России. В формате государства-империи мы утверждаем главное — единое стратегическое пространство и его безопасность, геополитическая субъектность и континентальная мощь. А как живут народы, этносы, с какими традициями и на базе каких социальных и даже правовых моделей — это не дело Империи, это дело народов. В этом мы приходим к евразийскому плюрализму традиций и укладов, занимаясь только целостностью большого пространства России, её безопасностью. Всё. Это единственный выход. Государство-империя, вне исторических или политических контекстов, — это решение для России. Единственный на сегодня для нас выход из той понятийной и идеологической путаницы, с которой мы сегодня имеем дело, — это имперская модель. Россия как империя. Россия — как