Кавказ без русских: удар с юга - [82]

Для разрешения этой ситуации, то есть для реальной реиндустриализации Северного Кавказа, необходимо применить следующую формулу: инвестиции вместе с русскими. В этом случае инвестиции заводятся на Северный Кавказ для строительства предприятий и других объектов индустриального и технологического развития, но одновременно вместе с ними на Северный Кавказ перемещаются соответствующие специалисты: инженеры, технологи, экономисты и ответственные сотрудники — организационные комиссары, — лично отвечающие за целевое освоение этих средств. То есть носители некоего государственнического подхода — не локального, не местного, не кланового, — а стратегического. Таким образом, строительство необходимых предприятий и объектов, как и весь процесс реиндустриализации, будет контролироваться из федерального центра через институт ответственных представителей-комиссаров. Квалифицированные, технологически подготовленные специалисты будут взяты из регионов Центральной России, из среды русского стратегического большинства. В таком формате это будет реальная, по сути ещё одна попытка осуществить тот процесс индустриализации, который осуществлялся в советский период, но уже на новом этапе, без социалистической идеологии, без довлеющей константы марксизма как модели, которая «преодолела» предыдущие стадии развития.

Иными словами, второй сценарий — это интенсивная реиндустриализация в мобилизационном режиме, сопровождаемая неким политически-волевым возвращением русских на Северный Кавказ. В этом случае необходима не только финансовая поддержка, обеспечивающая процесс этой реиндустриализации, что есть и сейчас, не только новые вливания для воссоздания индустриальной базы, необходимой для поддержания уровня потребления, который сложился на сегодняшнем Северном Кавказе, но и серьёзный кадровый скачок, связанный с новой «русской волной» на Северный Кавказ. Всё это возможно реализовать только по формуле «инвестиции вместе с русскими».

Естественная деиндустриализация: традиция и идентичность. Третий проект можно условно назвать традиционалистским. Связан он, в отличие от второго проекта, напротив, с отказом от попытки ещё одной волны реиндустриализации Северного Кавказа. Но и оставлять ситуацию так, как она есть сейчас, то есть в состоянии сохранения статус-кво, так же непродуктивно, что было установлено выше.

Обращение к традиционалистскому проекту, который ещё можно определить понятием евразийский федерализм, связано с тем, что на Северном Кавказе, напротив, начинается процесс восстановления традиции во всей её полноте. Этому способствует и то, что традиционные формы существования для северокавказских этносов являются естественными и гармоничными. Здесь следует обратить внимание на то, что в целом процесс десекуляризации происходит сегодня во всём мире. В терминах западного философа Питера Бергера — это ситуация, когда народы мира — а сегодня это всё большая часть человечества — обращаются к традиции, к религии, к вере, восстанавливая институты веры и традиции. Тяжелее всего это происходит в Европе, где общество уже почти полностью атомизировано[356], где оно оторвано от корней и разложено, а от коллективной идентичности народов Европы остались только воспоминания. В этих условиях, когда в Европе возникает ситуация кризиса, какой она является сейчас, в данный момент, — в европейских государствах человек оказывается в состоянии обездоленности. Он один, он атомизирован, ему не к кому обратиться, ему не на что опереться, у него нет не то что кровнородственного клана, который бы его поддержал, или общины, которая бы за него вступилась в трудной ситуации, у него даже зачастую нет семьи. А с легализацией однополых браков такое явление, как традиционная семья в Европе, в принципе движется к прекращению своего существования. Семья отмирает как социальное явление, как социальный институт. Казалось бы, кровнородственный клан Кавказа, с одной стороны, и однополые семьи, не способные к воспроизводству, с другой — это некие крайности. Однако процесс социальной модернизации, часть пути которой прошла не только светская секулярная Россия, но и Северный Кавказ, — это неизбежный итог, и последствия такой «модернизации» мы как раз и наблюдаем в нынешней Европе. Можно находиться в начале этого пути, можно в середине, но финиш всегда один, и Европа его практически достигла, — бесполое общество бессмысленных биологических индивидуумов, не способных к воспроизводству и самосохранению.

Нынешний, пока ещё не дошедший до финальной точки, но критически приблизившийся к ней, одинокий, брошенный, обездоленный европейский человек понимает свою безысходность и в ситуации кризиса утраты коллективной идентичности… начинает обращаться к фундаменту, к корням, к изначальным основам существования человека. А именно — к традиции, к религии и к восстановлению своей этнической принадлежности. Ко всему тому, что практически во всей полноте сохранилось на российском Северном Кавказе.

Именно процесс новой этнизации очень активно развивается сегодня в Европе, которая, казалось бы, согласно прогрессистскому подходу, давно уже преодолела все эти этапы. Нынешнее глобальное либеральное общество имеет в качестве меры всех вещей то, к чему и стремилось и к чему, вопреки всякому смыслу, сегодня стремимся мы, — атомизированного индивидуума. Какой этнос? Это то, чего на Западе давно не существует, как не существует и народов, и даже… практически уже не существует политических наций — искусственной формы политической самоорганизации дискретных масс. Но тем не менее процессы выделения из нынешнего Европейского союза целых анклавов, сформированных на этнической основе, стали данностью. Начинается процесс выяснения — какие этнические группы из каких государств выделяются сегодня, на наших глазах, в рамках нынешнего Евросоюза под воздействием его системного кризиса.