Кавалеры - [6]

― Какое прекрасное животное! ― восхищенно воскликнул Домороци. ― Годовалый, что ли?

― Право, не знаю, милый братец, ― нерешительно ответил Чапицкий, ― Если не ошибаюсь, это даже не мой, а так, забежал сюда. Эй ты, бездельник, ― окликнул он подростка, облокотившегося на балюстраду террасы, ― ведь это, кажется, не наш конь?

― Как же так не наш? Наш, наш, ― затараторил слуга по-словацки.

― Выходит, что мой жеребенок, ― нехотя согласился старик Чапицкий, смущенный тем, сколь плохим хозяином он себя проявил.

Однако именно этим он и поразил меня. Каков барин! Не ведая счета богатству, он не знает даже своих лошадей!

На верхней ступеньке террасы гостей ожидала барышня Мари. В короткой розовой юбочке, она напоминала нежный распускающийся цветок: черные глазки ее поблескивали, как у ящерицы. Чуть поодаль, как и полагается по этикету, стояла воспитательница, словно придворная дама, место которой позади принцессы. Воспитательница эта ― миловидная, хотя уже немолодая женщина, звалась мадам Врана; однако в доме Чапицких ее надлежало называть (конечно, тщеславия ради) мадам Врано. На самом же деле пани Врана была бедной родственницей хозяев из комитата Сепеш, полусловачкой-полунемкой по происхождению, которая с тех пор, как умерла госпожа Чапицкая (урожденная Мотешицкая), вела хозяйство и воспитывала девочку.

Юная Мари сделала грациозный реверанс.

Отец любовно представил ее тем из гостей, кто еще не знал девушку:

― Моя дочь Мари… мисс Мери.

Мисс Мери поцеловала руку пожилым дамам, потом, смущаясь и краснея, поздоровалась с мужчинами, а братцу Эндре аристократически протянула два пальчика.

― Bonjour, mon frere![8] ― произнесла она, снабдив эту фразу таким количеством «р», какое только поместилось в ее маленьком землянично-розовом ротике.

― Прошу, прошу, господа любезные! ― балагуря, приглашал в дом Чапицкий.

Гости, подгоняемые хозяином, направились в просторную столовую, где их ожидали накрытые столы, составленные в виде буквы «L» и украшенные огромными букетами цветов.

― Прошу покорно садиться. Легкая закуска… кусочек-другой не повредит ― ведь обедать в Лажани придется поздно… Не стесняйтесь, рассаживайтесь, как если б вы были в трактирчике… Сколько имен! Бог мой, сколько имен!

И, млея от удовольствия, он снова и снова оглядывал располагавшуюся за столами армию гостей.

Целая толпа слуг вошла в залу с блюдами в руках. Все они были наряжены в ливреи ― но какие разнообразные! Один из слуг был одет камердинером, в панталонах и чулках; другой ― в накидке из тигровой шкуры; третий сверкал гусарскими позументами времен Марии-Терезии; четвертый был выряжен в гайдуцкую форму старого образца ― одежда на челяди сидела, разумеется, плохо, ибо шилась не на нее.

Хозяин, сдвинув брови, поглядывал на воспитательницу, хлопотавшую вокруг стола.

― Мадам Врано, что это за пестрые попугаи подают на стол?

― Вы часто говаривали, сударь, что любите старинный стиль, ― оправдывалась мадам Врано, ― любите вспоминать о тех временах, когда за столом вашего отца и деда прислуживала многочисленная челядь.

― Да, это верно… Enfin[9], признаюсь, вы правы, ― проговорил Чапицкий, заметно умиротворенный. ― Я действительно с удовольствием погружаюсь в воспоминания прошлого, и эти средневековые одежды помогают приблизить вкусы и обычаи наших предков к современным привычкам и вкусам.

― Вы мастер на эти дела, Чапицкий, ― похвалила его госпожа Слимоцкая, разглядывая слуг в лорнет.

Случайно или же от привычки презрительно поводить носом, но только лорнет госпожи Слимоцкой соскользнул прямо в тарелку с супом.

― Ах, какая же я неловкая!

― Ничего страшного. Право же. Эй, Жан, тарелку! Слышишь, осел! Ну, что рот разинул? ― разразился бранью Чапицкий. ― Разве я не сказал тебе уже, что ты ― Жан?

Бедный Янош, несмотря на свой прекрасный костюм, готов был сквозь землю провалиться от стыда и смущения.

Инцидент благополучно сгладился; угощение было превосходным, а что касается вин, то они были просто великолепными. В довершение ко всему хозяин мог столько рассказать о каждом вине, ― из чьего оно погреба, какого года, ― что так и хотелось поскорее отведать его. Вот это ― любимое красное вино короля; хозяин получил его от вагуйхейского настоятеля… За сухими винами следовало сладкое.

― Ну, это специально предназначено для слабого пола, ― угощал дам Чапицкий, ― нектар, достойный божественных губок. Его называют «сиропчиком»; во всем мире имеется всего-навсего лишь одна бочка такого вина, и та находится у меня. Из какого винограда? Где изготовляют? Бог его знает! Одно точно ― равного ему теперь нет. История этого напитка, между прочим, следующая: в тысяча восемьсот двадцать седьмом году продавали с молотка вина вацкого епископа, ― после его смерти, разумеется, ― и в подвале открыли помещение с заваленным входом. Там оказалась целая галерея винных бочек. В одной из них был «сиропчик». Когда обвалился вход в эту галерею, никто не знал. Так на чем же я остановился? Ах да, один харчевник купил «сиропчик» за бесценок, а мой отец случайно перекупил его для нашей семьи. Ясное дело, пьем мы его, лишь когда кто-либо из Чапицких рождается, женится или выходит замуж.