Кавалер Золотой звезды - [51]

Шрифт
Интервал

— Шестнадцать вагонов, — сухо проговорила она.

— Да, да. Верите, меньше никак нельзя! Мы все это много раз обсуждали. Вот посмотрите: и то надо строить, и это надо строить. Тут и так все только крайне необходимое.

— Про это я ничего не знаю.

— А кто же знает?

— Как — кто? Разве некому знать? Для этого есть начальник.

Сергей встал и, удивленно глядя на женщину, невольно развел руками.

— Разве вы… вы не начальник?

— Вот так здорово! — Тут она рассмеялась звонким, почти серебряным смехом. — Разве я похожа?

Сергею было не до смеха.

— Очень, — зло сказал он. — Просто бесподобно.

— Спасибо за комплимент, — смеялась она. — А я ведь всего-навсего секретарь-машинистка.

— Тогда к чему все эти разговоры и расспросы? Ведь вы даже интересовались Усть-Невинской.

— Ну и что ж такого? Я обязана все знать. Мне надлежит.

Сергей не захотел знать, что именно ей надлежало, сухо простился и вышел из домика, похожего на виллу. Из таблички на входных дверях узнал, что начальник принимает с часа до двух, а уже было половина пятого. «Забавно», — не подымая головы, снова проговорил Сергей уже знакомое нам слово.

Глава XIV

Не зная, куда пойти и как скоротать время, Сергей зашел в городской парк. Это был обычный городской парк, с летним кинотеатром, с танцевальной площадкой, возле которой сидели с медными трубами бойцы-музыканты, поджидая своего капельмейстера; с детским городком, с качелями и горками, с рестораном «на воздухе», как гласила вывеска, с киоском для продажи воды и мороженого.

Солнце опустилось за высокие деревья, шеренгой стоявшие вдоль Подкумка. В парке лежал предвечерний холодок, но еще было безлюдно, и Сергей хотел было уйти, но увидел старый дуб и остановился. На дереве висела табличка с надписью: «Аллея Героев». Эти два слова заинтересовали Сергея. По бокам аллеи на высоких щитах стоили портреты. «Интересно, — подумал Сергей. — Аллея Героев!» Его лицо расцвело в улыбке, и он подумал: «Может, я увижу в этой аллее и свой портрет. А почему бы и не увидеть? Только на портретах я всегда почему-то получаюсь мрачным, с насупленными бровями, все одно как сыч». Он был уверен, что его портрет стоит если не третьим от начала аллеи, то пятым, а не пятым, так седьмым, а возможно, и первым с противоположного конца, — в сущности, какая разница.

С этой мыслью Сергей и подошел к портрету генерал-лейтенанта Козлова, стоявшему на высоком щите у входа в аллею. Молодой, статный, в парадной форме и при орденах, генерал смотрел на Сергея тем особенным взглядом, которым обычно смотрит командир дивизии на своего молодцеватого и расторопного в бою офицера. Глаза у генерала были точно живые, и Сергею казалось, что вот-вот с полотна сойдет этот плечистый, с энергично поднятой головой генерал, звякнет шпорами и, подойдя к нему, скажет: «А! Сергей Тутаринов! Вот мы где встретились! Как же, как же, помню, отлично помню, воевал ты со славой! А теперь что поделываешь? Погоны уже снял. Строишь? Молодец, Тутаринов! Это я одобряю… Да, счастливы те из нас, кому довелось не только воевать, но и строить после войны. Только ты берись за это дело горячо. Помнишь, как шли на Берлин? Без передышки!»

Сергей еще раз посмотрел на генерала и подошел ко второму щиту. Здесь были портреты подполковника Акопьянца и гвардии майора Потапенко. Оба старшие офицеры проводили Сергея строгим взглядом и ничего не сказали. «По старшинству стоят, — подумал Сергей. — Значит, себя я увижу не раньше, как на пятом щите».

За старшими офицерами стояли: гвардии капитан Грабчук и гвардии капитан морской летчик Бунимович. Затем пошли старшие лейтенанты Карпов, Терновой, Люткевич, Нежнов. Возле каждого из них Сергей останавливался, рассматривал незнакомые лица. У одного мысленно спрашивал: «Ну, как, дружище, воевал?», другому говорил: «А я, видишь, уже снял погоны», третьему только улыбался и проходил дальше. Вскоре он подошел и к младшим лейтенантам. На шестом щите увидел знакомое круглое лицо, с толстыми щеками и смеющимися глазами. Когда же прочитал: «Гвардии младший лейтенант Шатило К. Д.» — и заметил на погонах эмблему танковых войск, то чуть было не затанцевал от радости.

— Кого я вижу! — крикнул он так громко, что обратил на себя внимание старика садовника, поливавшего цветы на клумбе. — Ким! Ты ли это? Вот как тебя изобразил художник! Или ты и в самом деле стал таким кругленьким огурчиком?.. Дружище, где ж ты теперь обитаешь? В Германии? Все на гусеницах раскатываешь? А может, уже и в академию поступил? А? Да ты такой — ты все можешь. А меня потянуло домой, в станицу. А тут, если бы ты только знал, сколько работы.

Так, стоя перед портретом друга, с которым служил в одной танковой роте, Сергей разговаривал с ним, как с живым, расспрашивал, рассказывал о себе, и казалось друзья сейчас обнимутся, будут говорить, не переставая до утра. Но Шатило слушал друга и молчал, только большие его глаза смеялись, точно говоря: «А что ж, поступлю и в академию». Сергей в этом, конечно, не сомневался, ибо хорошо знал своего фронтового друга. Теперь же Сергея интересовал другой вопрос: кто же из Героев стоит в паре с Шатило? Щит был сделан так, что второй портрет находился по его другую сторону, и Сергей был почему-то уверен, что вторую половину щита украшает портрет не кого другого, как Сергея Тутаринова. «Вот это получается здорово! — подумал он. — Два фронтовых друга и в аллее стоят рядом… Интересно, кто это так умно расставил портреты? Сережа Тутаринов и Ким Шатило — два танкиста! Просто здорово!»


Еще от автора Семен Петрович Бабаевский
Сыновний бунт

Мыслями о зажиточной, культурной жизни колхозников, о путях, которыми достигается счастье человека, проникнут весь роман С. Бабаевского. В борьбе за осуществление проекта раскрываются характеры и выясняются различные точки зрения на человеческое счастье в условиях нашего общества. В этом — основной конфликт романа.Так, старший сын Ивана Лукича Григорий и бригадир Лысаков находят счастье в обогащении и индивидуальном строительстве. Вот почему Иван-младший выступает против отца, брата и тех колхозников, которые заражены собственническими интересами.


Родимый край

У каждого писателя, то ли в Сибири, то ли на Украине, на Волге или Смоленщине, есть свой близкий сердцу родимый край. Не случайна поэтому творческая привязанность Семена Бабаевского к станицам и людям Кубани, ибо здесь и есть начало всему, что уже сделано и что еще предстоит сделать. И мы признательны писателю за то, что он берет нас с собой в путешествие и показывает свой родной край, бурную реку Кубань и хороших людей, населяющих ее берега.Л. ВЛАСЕНКО.


Свет над землёй

Удостоенный Государственной премии роман «Свет над землей» продолжает повествование о Сергее Тутаринове и его земляках, начатое автором в романе «Кавалер Золотой Звезды». Писатель рассказывает о трудовых подвигах кубанцев, восстанавливающих разрушенное войной сельское хозяйство.


Приволье

Новый роман известного советского писателя Семена Бабаевского посвящен жизни послевоенной деревни на Ставропольщине. В романе переплетаются две сюжетные линии: одна — лирическая, другая — производственная. Повествование ведется от лица журналиста Михаила Чазова, работающего в одной из московских газет. Уроженец хутора Привольного, он приезжает в родные края и видит не только внешние перемены, но и глубокие внутренние конфликты, острые столкновения нового со старым.


Собрание сочинений в 5 томах. Том 1

Повесть «Сестры» посвящена возрождению колхозной жизни в одной из кубанских станиц сразу же после изгнания фашистских оккупантов, когда вся тяжесть страды деревенской лежала на плечах женщин и подростков.В романе «Кавалер Золотой Звезды» дана картина восстановления разрушенного войной хозяйства в деревне после победного завершения войны.


Собрание сочинений в 5 томах. Том 4

В том вошли: роман «Родимый край», где воссозданы картины далекого прошлого, настоящего и будущего Кубани, и роман «Современники», посвященный сегодняшним насущным проблемам колхозного кубанского села.Романы роднит не только место действия, но и единство темы — любовь к родной земле и советский патриотизм.


Рекомендуем почитать
Заколдованная рубашка

В книгу известной детской писательницы вошли две исторические повести: «Заколдованная рубашка» об участии двух русских студентов в национально-освободительном движении Италии в середине XIX в. и «Джон Браун» — художественная биография мужественного борца за свободу негров.


Бессмертники — цветы вечности

Документальный роман, воскрешающий малоизвестные страницы революционных событий на Урале в 1905—1907 годах. В центре произведения — деятельность легендарных уральских боевиков, их героические дела и судьбы. Прежде всего это братья Кадомцевы, скрывающийся матрос-потемкинец Иван Петров, неуловимый руководитель дружин заводского уральского района Михаил Гузаков, мастер по изготовлению различных взрывных устройств Владимир Густомесов, вожак златоустовских боевиков Иван Артамонов и другие бойцы партии, сыны пролетарского Урала, О многих из них читатель узнает впервые.


Покончить с неприступною чертой...

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Абу Нувас

Биографический роман о выдающемся арабском поэте эпохи халифа Гаруна аль-Рашида принадлежит перу известной переводчицы классической арабской поэзии.В файле опубликована исходная, авторская редакция.


Сципион. Том 2

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог. Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.


Сципион. Том 1

Главным героем дилогии социально-исторических романов «Сципион» и «Катон» выступает Римская республика в самый яркий и драматичный период своей истории. Перипетии исторических событий здесь являются действием, противоборство созидательных и разрушительных сил создает диалог Именно этот макрогерой представляется достойным внимания граждан общества, находящегося на распутье.В первой книге показан этап 2-ой Пунической войны и последующего бурного роста и развития Республики. События раскрываются в строках судьбы крупнейшей личности той эпохи — Публия Корнелия Сципиона Африканского Старшего.