Кавалер Сен-Жюст - [95]

Необычное зрелище представилось зрителям, густо усеявшим пространство от Тюильрийских ворот до Триумфальной арки. Впереди двигались барабанщики, конные трубачи, музыканты; потом шли национальные гвардейцы, вооруженные пиками, катили пушки; двумя большими колоннами маршировали секции: дети были с фиалками в руках, молодежь — с побегами мирта, люди среднего возраста — с дубовыми ветками, старики — с листьями винограда; медленно передвигалась огромная колесница с деревом свободы и эмблемами плодородия, влекомая шестью волами; за ней следовали депутаты Конвента. Они, как и остальные граждане, были одеты по-праздничному: каждый представитель народа имел шляпу с плюмажем, трехцветный шарф и букет из цветов и колосьев.

Робеспьер, как председатель Конвента, шел шагов на двадцать впереди остальных. Он находился в центре всеобщего внимания. К ногам его бросали цветы. Женщины протягивали к нему своих малышей. Со всех сторон слышались восторженные восклицания:

— Да здравствует республика! Да здравствует Робеспьер!..

Казалось, то был голос всей нации. Никогда еще Сен-Жюст не видел своего друга таким обожаемым, одухотворенным и счастливым…

Полагая, будто увидел все, что хотел увидеть, и узнал все, что хотел узнать, понимая, что церемония продлится долго — еще не дошли до Поля собраний, а в пути уже были больше двух часов, — Антуан незаметно отстал, свернул в переулок и отправился домой, решив хоть немного отдохнуть перед отъездом.

Он мирно спал, и дурные предчувствия не волновали его: казалось, все шло как надо. Здесь, в Париже, Робеспьер одержал победу и вряд ли станет теперь превращать свой страшный законопроект в закон. Там, на фронте, им и Журданом будет одержана решающая победа, и внешний враг, полностью сломленный, запросит мира. И тогда окончится эра ужаса. Вместо трибуналов будут созданы республиканские учреждения, которые просветят народ и научат его жить по-новому. Отменив максимум, отдав себя созидательному труду, французский народ станет примером для всей земли, пионером новой эры, эры всемирного братства и счастья…

Он мирно спал, и дурные предчувствия не волновали его… Только потом, в мессидоре, Сен-Жюст поймет всю глубину своего просчета: желаемое он принял за сущее. За десять дней, проведенных в Париже, он дважды ошибся, и обе ошибки стали роковыми. Подобно тому как в начале второй декады прериаля он дал фору врагам, отказавшись от доклада об «иностранном заговоре», так и теперь, в конце той же декады, поверив в победу Робеспьера, он поверил и в то, что жестокий закон не будет принят, чем вторично сыграл на руку той же компании. Только потом, в мессидоре, он поймет, что «иностранный заговор» и прериальский закон были двумя частями провокации, предпринятой врагами, желавшими погубить Неподкупного любою ценой, и что, отказавшись от доклада, он, Сен-Жюст, развязав им руки, облегчил грязную игру. Но может быть, и сейчас, если бы он более внимательно следил за тем, что происходило 20 прериаля, и если бы остался до конца праздника, — может быть, и сейчас он понял многое, ускользнувшее от него, и не покинул столицу с таким легким сердцем…

…Да, торжества эти прошли для Робеспьера далеко не так безоблачно, как представлял Антуан. Уже в самом начале, когда Неподкупный не поспел к открытию церемонии, кое-кто из депутатов брюзжал: «Он разыгрывает из себя короля!» Потом, во время шествия, умышленно замедляя шаг, чтобы увеличить расстояние между ними и «диктатором», они не жалели сарказмов, которыми осыпали его. Но самое страшное произошло в конце, после официальной части.

Смеркалось. Все измучились и устали. Первою схлынула масса зрителей, потом побежали манифестанты. Давка создалась невообразимая. Кругом валялись раздавленные колосья и цветы. Наконец, двинулся в обратный путь и Конвент, точнее, те из его членов, кто еще не успел сбежать. И тогда Робеспьер, который, как и раньше, шел впереди, услышал за собой голоса:

— Ему мало быть повелителем, он хочет стать богом!..

— Пусть не надеется: из этого яичка не вылупиться цыпленку!..

— Великий жрец! Тарпейская скала[42] совсем рядом!..

— Бруты еще не перевелись!..

— Тиран! Возмездие настигнет тебя!..

…В страшном оцепенении двигался Робеспьер. Он узнал голоса. И понял: план не удался, верховное существо не откликнулось на его призыв…

Вернувшись домой, он сказал своим близким:

— Друзья мои, вам уже недолго осталось видеть меня… — И добавил чуть слышно: — Но прежде чем погибну, я раздавлю негодяев…

…Обо всем этом Сен-Жюст узнает позднее, в мессидоре. Сейчас же он отправлялся на фронт с легким сердцем. Верный Филипп не сопровождал его: Элиза вот-вот должна была родить и не желала расставаться с мужем. Робеспьер помог им, и по его протекции Леба был назначен начальником школы Марса.

Сен-Жюст покинул столицу утром 21 прериаля. Через три дня он был в Маршьен-о-Пон, на главной квартире Журдана.

31

Он ждал победы и дождался ее. Еще дважды пришлось солдатам революции переходить Самбру под огнем противника, прежде чем удалось прочно стать на левом берегу реки. Но теперь рядом был храбрый и верный Журдан. После неудавшегося пятого перехода Сен-Жюст хотел провести массовые расстрелы. Журдан, ссылаясь на малочисленность войск, удержал его.