Кавалер дю Ландро - [5]

— Огонь уже догорает. И там полно стервятников, — тихо сказал кто-то.

Форестьер взмахнул саблей, рванулся вперед, остановился:

— Следы! Их не больше полусотни, а каждый из нас стоит четверых. Вперед!

Они снова остановились перед воротами. Несмотря на засовы и запоры, тяжелые дубовые створки не устояли перед ударами топоров.

— Тише, ребята! Подкрадемся незаметно!

За первыми воротами виднелись и вторые, также разбитые топорами и распахнутые настежь. Отряд оказался на широком квадратном дворе, окруженном забором, вдоль которого тянулись постройки.

— Опоздали! — в ярости закричал Форестьер. — Они ушли!

На снегу лежали три истерзанных трупа. Они были исколоты и изрезаны штыками и саблями. Рядом лежала отрубленная кисть со скрюченными пальцами. Форестьер отбросил ее ногой. Внезапно он обрел спокойствие.

— Управляющий, кучер и парень, работавший на конюшне, — произнес он. — Они пытались защищаться. Ты, — обратился он к одному из своих солдат, — возьми этот пистолет. Он им больше не понадобится, а нам пригодится, хорошее оружие.

Через открытые двери сарая валили клубы дыма и прорывались всполохи еще не погасшего огня.

— Ты возьми десять человек и потуши огонь, — приказал командир одному шуану.

Он стоял в нерешительности, как лошадь перед препятствием. Было заметно, что увиденное коробит его. Наконец парень медленно направился к парадному входу. Выполненный в готическом стиле, с витыми колоннами и сводом, украшенным лепниной, он был гордостью семьи Ландро. Кто-то тронул Форестьера за рукав.

— Командир, с разбитого дуба упал живой мальчишка.

— Веди же его!

Солдат привел дрожащего ребенка.

— Парнишка прятался на дубе!

— Дайте свет! — воскликнул Форестьер.

Свеча осветила низ лестницы, крестьянина и мальчика, свалившегося с дерева.

— Да это Юбер, маленький шевалье дю Ландро, напуганный до смерти, но невредимый. Принесите воды, я его приведу в чувство! Слава Богу! Хоть кто-то спасся. Вперед, ребята, осмотрите дом!

Остальные обитатели усадьбы — в кухне, в большой зале, в комнатах лежали в лужах крови. Перепрыгивая через ступени с ребенком на руках, Форестьер вбежал в комнату «мадам» и отступил в ужасе.

Маленький шевалье открыл глаза и увидел свою мать на смятой постели со вспоротым животом. Слова, произнесенные кем-то из стоявших рядом, отпечатались в его памяти как раскаленным железом:

— Ее изнасиловали перед тем, как перерезать горло.

Один из солдат закрыл расширенные от ужаса, мертвые глаза несчастной и накинул на тело покрывало. Девочки тоже лежали в своих кроватях в лужах крови с перерезанным горлом, с открытыми в немом крике ртами.

Усилием воли Форестьер унял охватившую его дрожь.

— Отнесите тела женщины и детей в часовню. И остальных тоже, если останется место.

— Без причастия и молитвы?

— С нашими молитвами! Кроме того, жертвы насилия имеют право на место в раю. Ты разве этого не знал?

Он остался в этом скорбном зале с затихшим ребенком. На каменном полу около камина лежало искалеченное тело Селлин. Форестьер сделал большой глоток вина, смочил им губы мальчика и, помолчав, спросил:

— А как тебе удалось спастись?

— Я был наказан, поставлен в угол и заперт в кладовке под лестницей. Но Селлин оставила дверь открытой.

— И ты сумел спрятаться?

— На старом дубе. Они везде бегали с лампами и длинными ножами, все ломали. Я выбежал во двор и быстро-быстро, чтобы они меня не заметили, забрался на дерево! Потом все кричали!

— Все это закончилось, малыш! Ты в безопасности!

В этот момент в первый раз из горла ребенка вырвался тот странный звук, подобный ржанию, который останется с ним навсегда и через много лет удивит старого господина, автора мемуаров.

Вошли несколько человек:

— Командир, они не все ушли! Мы нашли четверых в погребе, около бочек с вином.

— Приведите их!

Четверо пьяных синих, связанных одной веревкой, вошли, качаясь, толкая друг друга и ничего не понимая, в комнату. Старший из них, с трудом открыв глаза и едва стоя на ногах, уставился на белый пояс Форестьера и вышитое сердце на его груди.

— Бандит! — вскричал он, пытаясь нашарить саблю на боку. — А! Ты сбежал! Подожди, сейчас я с тобой рассчитаюсь! Эй, к оружию! Держите его!

На стол свалили мешки и сумки, набитые подсвечниками, столовым серебром, блюдами с гербами, ворох кружевного белья и небольшие коробочки с драгоценностями.

— Славное занятие, — мрачно проговорил Форестьер. — Ничего не скажешь — доблестная армия! Что не смогли унести, разбили и испортили.

И он обвел взглядом разбитые рамы, исколотые штыками и разрубленные саблями портреты. Синий попытался принять гордую позу. Он оперся кулаками о стол и изрыгнул:

— Плевал я на твой крест, поп, на твоего Бога и на твоего короля! Да здравствует Республика!

— Это свою грязную душу ты сейчас выплюнешь, сволочь, если она у тебя вообще есть!

Самый молодой из солдат простонал:

— Я вам говорил, друзья. Не надо было задерживаться.

— Чего ты боишься? Наши скоро заметят, что мы отстали, и вернутся за нами.

— Бедная моя мама, если бы ты видела своего сына!

Форестьер крепче прижал к себе маленького Ландро.

— А его мать? Что вы с ней сделали?

Синий провел ладонью по мокрым от вина усам: